Шрифт:
– Паршиво, детка? Марина закивала головой:
– Я чувствую себя, как зверь в капкане. Слейд усмехнулся:
– О чем ты говоришь: о своем браке или об этом доме? Марина опустила глаза, неожиданно покраснев.
– Я не могу обсуждать этот вопрос с тобой.
Слейд опустился на локти, искоса взглянув на девушку.
– Представь, что я священник, – сказал он приторно-вкрадчивым голосом. – Все, сказанное тобой, останется в этих стенах.
Она выглядела совсем ребенком, одиноким и несчастным. Не будь Слейд таким ублюдком, он мог бы пожалеть ее.
– Я не могу, – после продолжительной паузы сказала Марина.
– Тебе станет легче, если ты выговоришься.
– А может, это тебе станет легче?
Несмотря на молодость, у нее хватило проницательности, чтобы его разгадать. Девчонка неглупа, и с его стороны ошибкой было не принять это во внимание.
– Отлично, – с самой лучезарной улыбкой заявил Слейд. – Если я чересчур напираю, пошли меня к черту.
Марина улыбнулась, и Слейд вздохнул с облегчением. Усилия не пропали даром. Не зря он столько тренировался, подражая речи этих маленьких богачей из частных пансионов.
– Ты ведь училась в Лондоне, верно?
– Да, в пансионе.
– Севернее Лондона? Марина вновь кивнула.
– Но родилась ты не в Англии.
На это она ничего не ответила. Но он и не ждал объяснений. Рано или поздно она все равно расколется.
Кристина закончила раскладывать белье в комоде и принялась развешивать одежду в шкафу. Когда и с этим будет покончено, она расставит обувь в кладовке, добиваясь, чтобы туфли выстроились в идеально ровную линию, а потом запрется в комнате и никуда не будет выходить, пока не настанет время возвращаться в Нью-Джерси.
Кристина уловила выражение глаз отца, когда Джо представил Марину своей женой. В серо-голубых глазах Сэма отчетливо проступило разочарование, но он слишком хорошо относился к Джо, чтобы пожелать ему зла.
Вот в чем разница между ее отцом и ею самой, подумала Кристина, присаживаясь на подоконник и глядя в окно. Сэм хотел, чтобы Джо был счастлив. Кристина от всей души желала Джо всего наихудшего.
И кстати, совершенно не собиралась копаться в себе, чтобы узнать истоки внезапно проснувшейся ненависти.
– Не надо так переживать, Нонна, – сказал Сэм жене, готовившей яичницу. – Мальчик имел право жениться.
– Конечно, – задумчиво отщипывая петрушку, росшую в ящике на подоконнике, ответила жена.
– Нельзя же было рассчитывать, что он будет ждать вечно, пока Кристина одумается.
– Да уж, после того, как она с ним поступила…
– Одни люди умеют держать себя в руках, другие – нет, – сказал Сэм, взяв кусочек бекона с тарелки. – Ты же знаешь, почему она оставила его, Нонна.
Каждый, кто знал бы причину их развода, мог бы понять, что Кристина оставила Джо, считая: так будет лучше для него.
Каждый, но не Нонна.
– Выйти замуж – не значит купить мужа с пожизненной гарантией, старый ты дурак! Не понравится – заменить на нового. Не раскачивай лодку, в которой плывешь.
Нонна помахала лопаткой в опасной близости от носа Сэма, но он слишком уважал себя, чтобы опускаться до кухонных перепалок.
– Хочешь, как лучше – получается, как хуже. Одно дело – обещать, другое – делать.
– Она любила его достаточно сильно, чтобы дать ему возможность построить новую жизнь, новую семью с другой женщиной.
– А вот теперь она его действительно потеряла навек, – сказала Нонна, орудуя лопаткой. – Тридцать пять лет – и одна. Если ты считаешь, что это – счастье, тогда ты совсем не так умен, каким сам себе кажешься, Самуил Клеменс Кэннон.
Сэм открыл было рот, чтобы возразить, но не смог найти слов. В глубине души он так и не смирился с разводом своей младшей дочери, втайне надеясь, что когда-нибудь она помирится с мужем.
Он был не из тех людей, кто легкомысленно относится к браку. Пятьдесят лет с упрямой своенравной красавицей Нонной были лучшим тому доказательством. Кто-то, может, и назвал бы его слегка чокнутым, поскольку он продолжал думать, будто у Кристины и Джо все же был шанс воссоединиться, несмотря на то что у бывшего мужа дочери появилась малышка Марина… Да уж, домашние любили подразнить Сэма, говоря, что он лучше разбирается в лошадях, чем в людях. Он же предпочитал усмехаться в усы и молчать: пусть себе думают что хотят.