– Лерочкой, – поправил Максима Геннадий Ильич. – Это ее полное имя. Пообщаться с Лерочкой – это точно не скоро. И вообще неизвестно, получится ли с ней пообщаться когда-нибудь. Нужно надеяться на лучшее. Так и профессор рекомендовал – надеяться на лучшее. И мы с ним в этом солидарны. Мы как единый кулак с ним в борьбе с Лерочкиной хворью.

– Кулак, это, конечно, хорошо. И все же, я вынужден вас просить провести меня в палату к Лерочке. Сами понимаете – долг обязывает. У меня же есть начальство, – сказал Максим. – И оно не поймет, когда я скажу ему, что не побывал у единственного свидетеля. Начнутся разбирательства, спросят – кто не пустил. А я что, я так и скажу – Геннадий Ильич Крысин не пустил. Ой, что тогда начнется…

– Да кто ж вас не пускает?! – Геннадий Ильич возмущенно вскинул брови и посмотрел на Максима поверх круглых очков без оправы. – Да какие такие разбирательства?!

– Ну, тогда пошли? – спросил Максим, вставая.

– Пойдемте, раз вы настаиваете. Но хочу вас предупредить, – Геннадий Ильич замялся. – Как бы вам объяснить… То, что вы увидите в палате интенсивной терапии, не совсем укладывается в общепринятое представление действительности. Если быть максимально точным, совсем не укладывается.

– А я, в свою очередь, вас не совсем понимаю. Если быть точным – совсем не понимаю. Может быть, просто пройдем в палату интенсивной терапии? И просто посмотрим, что там укладывается, а что – не укладывается?

– Ну, я сделал все, что смог, – вздохнул Геннадий Ильич. – Подождите минутку, я захвачу нашатырь.

– Зачем вам нашатырь? – спросил Максим. – Вам плохо?

– Нашатырь не мне. Вам, – сказал Геннадий Ильич. – Я и весь персонал больницы уже научились обходиться без нашатыря. Сложно было в первые три дня, сейчас полегче. А вам нашатырь обязательно пригодится.

– Я в обморок падать не собираюсь. Я следователь с большим стажем, я такое повидал на своем веку, вы не смотрите, что я с виду молодой. Почему я должен падать в обморок при виде пациентки, пусть даже со странным именем Лерочка?

– А может быть, накатить по сто грамм настоечки? – вместо ответа сказал Геннадий Ильич, задумчиво потирая подбородок. – Определенно, это выход. Присаживайтесь, сейчас накатим, и пойдем.

– Да не пью я на работе! – возмутился Максим. – Что происходит?! Что там – в палате интенсивной терапии? Почему туда нельзя идти трезвым?

– Вы ее посмакуйте немного, погоняйте во рту, потом глоточками выпейте всю, и сразу ломтик яблочка, за ним – кусочек сыра и ветчинки, – Геннадий Ильич словно не услышал возмущений Максима. Открыв маленький пузатый холодильник, он быстро сервировал письменный стол. – А потом пойдем. Вы не волнуйтесь, мы обязательно пойдем. Только проведем премедикацию.

– Я не понимаю ваш медицинский жаргон, объясняйтесь понятнее, – потребовал Максим.

– Присаживайтесь, – сказал Геннадий Ильич, разливая бордовую настойку по стеклянным колбочкам. Своя, на травках лечебных. 45 градусов. А потом пойдем. И я, может быть, с вами зайду. Хотя не уверен.

– Послушайте, что вы себе позволяете?! Вы меня не слышите, что ли?! Не пью я крепкие напитки! Пиво только иногда, да и то редко.

– За разрушение объективной реальности! – подняв колбочки, Геннадий Ильич одну протянул Максиму. – К черту законы физики!

– Странный тост, – Максим нехотя взял колбочку. – Только из уважения к вам и к вашему труду. За знакомство.

– Напоминаю – погоняйте глоточек во рту, потом по глоточкам все остальное. Чтобы ни капли не осталось в сосуде, – напомнил Геннадий Ильич.

Они чокнулись. Максим осторожно попробовал настойку. Несмотря на высочайшую крепость, настойка пилась легко, оставляя приятное вяжущее ощущение во рту.

– И сразу яблочко! – Геннадий Ильич протянул Максиму ломтик ароматного яблока.

– Яблочко тоже свое? – спросил Максим, всем организмом почувствовав, что яблоко сейчас – то, что надо. – Вкусное.

– А как же! Свое, родимое, с собственного сада! А теперь сыр, и сразу – ветчинку. Вот вам вилочка, сами нанизывайте.

Максим нанизывал сыр и ветчину на серебряную вилку, ощущая, как приятно разливается по телу тепло от настойки. Вскоре тепло пошло вверх, и Максим немного опьянел. Он улыбнулся:

– Зря я отказывался, настоечка работает как надо!

– А я вам что говорю! Слушать надо доктора! Доктор плохому не научит! – Геннадий Ильич налил по второй. – Вторую не смакуем. Просто медленно пьем и чувствуем, как открывается третий глаз.

– Может, не надо? – не настаивая, сказал Максим, взяв колбочку.

– Итак, за крах законов гравитации! К черту гравитацию! – провозгласил Геннадий Ильич.

– Тосты у вас, один краше другого, – рассмеялся Максим.

– Скоро узнаете, к чему эти тосты, – рассмеялся в ответ Геннадий Ильич.