Когда я поднимаюсь с кровати, успокоив шатающиеся нервы, замечаю, что на часах полдень. Не могу, не удивится, ведь для меня совсем несвойственно. На самом деле, сон пошел мне на пользу и сейчас чувствую себя уже намного лучше. Нет ни боли, ни тошноты. Главное — есть силы, чтобы противостоять.

Следующий день подходит на удивление быстро, пока я читаю книги, перенесенные из библиотеки. Книжный червь во мне прыгал от радости. На душе было на удивление спокойно. Может, повлияло то, что целый день Максима не было дома и я тревожно не смотрела на дверь комнаты все время, ожидая, когда он войдет. В ушах лишь звучал его хриплый голос, полный опасной хрипотцы. Не надо было быть искусной куртизанкой, чтобы понять, что Романовский был возбужденный до предела. Об этом говорило все: от напряженной позы, до явного выпирающего бугра в брюках. Во рту мгновенно от этой мысли становилось сухо. Так чего же он не взял того, что хочется? Он с легкостью смог бы подавить мое сопротивление и, как обычно, взять силой, но почему-то сдержался. Почему? На самом деле, об этом я не долго думала, ведь была только рада такому раскладу. Несмотря на то, что мое тело получает удовольствие вместе с ним, стыд и обида, которые появляются потом, такие навязчивые и мучительные, что каждый раз, когда Романовский оставляет меня одну после, эти чувства разъедают изнутри, отправляя в ад.

Вечером зашла Тереза, оповещая о том, что: «Максим Александрович уже ждет вас в машине, София Андреевна. Он просил, чтобы вы поторопились.» Хотелось бы мне забаррикадироваться и сорвать этот полет, но мной движет желание убежать и оно сильнее обиды. В принципе, к тому моменту я была уже полностью готова к выходу, поэтому не стала задерживаться.

И вот сейчас, идя по небольшой узкой тропинке вдоль темного сада, освещенная луной, чувствую, как сердце прямо-таки выскакивает из груди. За всем этим я даже не задумалась, что это мой первый полет, первый раз лечу заграницу, хотя даже не знаю куда. На душе невероятно спокойно, за что ругаю себя, ведь нельзя себя так вести рядом с хищником. Нужно всегда быть начеку. Глупая овечка.

Подхожу к огромному внедорожнику с затемненными стеклами и передо мной моментально возникает высокая фигура водителя, что учтиво открывает дверь, заставляя поежится, от непонятных ощущений. Не хочу внутрь. Не хочу оказаться в таком маленьком помещении вместе с Максимом Романовским. Но я скольжу в теплый салон автомобиля, сразу же прижимаясь к закрывшейся за мной двери. Не смотрю в его сторону, хотя всем чертовым телом чувствую темный взгляд на себе. Неожиданно, вздрагиваю, ощущая горячее дыхание возле уха. Опаляющее, оно подавляет во мне какое-либо сопротивление, настраивая каждый нерв на волну Максима Романовского.

— Я чертовски соскучился, птичка… — низко рычит он, закусывая мочку уха. — Чертовски… — еще ниже шепчет мужчина, вызывая волну дрожи вперемешку со страхом.

Горячий шершавый язык легко задевает кожу под скулой, чередуясь с влажными поцелуями и покусыванием чувствительной кожи. Машина бесшумно двигается по пустынной дороге, освещенной лишь светом полной луны, а мое сердце настолько громко и быстро стучит об грудную клетку, что кажется, это слышат все.

— Не надо… — все, что могу выдать я, лишенная какой-либо решимости. Когда он рядом, я начинаю вести себя совсем не так, как надо. Что-то внутри упорно придаёт меня перед этим зверем.

— Надо… надо, София.

Никогда и подумать не мог Романовский, что сдерживаться так тяжело. Считая себя взрослым мужчиной, он рассчитывал дать девочке немного времени, чтобы оклематься, смириться и принять тот уклад, в котором ей придется жить. Думал, что сможет заглушить бешеное желание работой, другими женщинами, но не тут то было. Максим топил это дикое необузданное чувство глубоко под слоем выпивки, старался держаться как можно дальше эти несколько дней, правда старался. Но стоило только им остаться вдвоем в таком чертовски тесном салоне авто, как Романовскому начало сносить крышу, как несозревшему подростку, впервые увидевшему голую женщину. Помещение моментально пропиталось запахом Софии, проникая под кожу и будоража каждый мужской нерв. Она пахла так мягко и сладко, как первый после зимы цветок, как магический эдельвейс или цвет папоротника. Хотелось побольше воздуха набрать в легкие, чтобы смаковать эту усладу постоянно. Каждый изгиб тела, блеск влажных губ или шелковистых волос будил в нем давние инстинкты пещерных людей. Каждый неровный вздох, неуверенный взгляд полный решимости заставлял чувствовать такое возбуждение, какого за свои тридцать лет Максим и не ощущал.

Максим не планировал брать ее в этом грязном для нее салоне авто, не хотел пугать еще больше своими темными желаниями, но не смог… Давая себе несколько мгновений для слабость, мужчина придвинулся почти вплотную, стоило Софии оказаться в поле его зрения. Вдохнул поглубже сладкий запах ее тела, касаясь кончиком носа чувствительного места под ухом и замечая, как девочка моментально зажимается. Это его только разозлило — ее упрямость и гребанная гордость. Но манила бы она Романовского, если была бы как остальные легкодоступные шлюхи? Нет, однозначно, нет. Ее отказы только возбуждали мужчину, желая воплотить в реальность самые грязные и темные фантазии, что мучили его по ночам, но всему своё время…

— Не… не стоит, — тихо пропищала девушка, цепляясь ногтями в его кожу на руке, стоило только лизнуть солоноватую кожу шеи.

Тело моментально прошибло новой волной возбуждения, неся в крови адреналин прямо к уже полностью готовому члену, что грозился порвать ширинку.

— Стоит… София, стоит, — почти шепотом сказал Максим, но все же добавил, беря себя в руки. — Но немного позже. Ты себе не представляешь даже, как я дико хочу тебя, детка.

София рвано вздохнула то ли от грязной фразы, то ли облегчения. Максим был точно уверен, стоит ему запустить руку в ее трусики и девочка окажется влажной. Так было всегда: желания ее тела вразрез расходились с тем, о чем девушка говорит. Она могла хоть сто раз сказать, что не хочет Максима, но как же сексуально она стонала под его мощным телом, как бурно кончала, забывая обо всем на свете. Большего подтверждения того, что она, как и он хочет и ждет их близости, и не надо было. Пускай девочка еще не осознает этого, но Максим пробудит в ней такие грани чувственности, что София сама будет просить прикоснуться к ней. Просто нужно немного больше времени и усилий чем он рассчитывал. София стала еще упрямей чем была, хотя тогда мужчина держал себя в руках. Не позволял внутреннему зверю сломать еще маленькую девочку. Она бы наверняка не выдержала его напора. Сейчас же у Романовского есть что ей дать и он может брать от нее то, что ему хочется. Единственное, мужчина не учел то, какие чувства у него появляются к ней. Непонятные и раздражающие. София всегда была ему не безразлична, но сейчас это чувствуется совсем по-другому. Ее хочется защищать от самого себя, хочется сделать так, чтобы она также тянулась к нему. И это странно хотя бы потому, что еще ни одна девушка не вызывала у него подобного.

Уже через сорок минут машина остановилась прямо напротив высокого трапа прямиком к огромному частному самолету. Максим всем телом чувствовал, как девочка переживает и даже догадывался, почему. Это ведь ее первый полет и ему чертовски нравилось то, что именно с ним у Софии случается все впервые. Он чувствовал себя гребанным всемогущим суперменом еще и тогда, когда она становилась просто рядом. Дюймовочка дышала ему в грудь и в сравнении с его мощной фигурой казалась хрустальной. Каких усилий стоило во время секса, чтобы просто не сломать ее нежное хрупкое тело под своим.