огромный колос -- хлеб мышиный, птичий;

лицо к земле, не жди, не жди невзгод,

ищи в листве, ищи сейчас отличий.

Снег, снег летит, куда ты мчишься, мышь.

Уж поздно -- снег, пора, чтоб все вы спали.

Зачем ерошишь копны, что шуршишь,

куда ты мчишь. Смотри, как листья пали.

Изнанкой кверху, ликом кверху, вниз,

не все ль одно -- они простерлись ниц,

возврата нет для них к ветвям шумевшим.

Так что ж они шуршат, шумят, скользят,

пытаясь лечь не так, как вышло сразу,

сейчас земля и свет небес грозят

одной бедой -- одною стужей глазу.

Да есть ли глаз. О нет. Да есть ли слух.

Не все ль одно, что скрыто в мертвых взорах.

Не все ль равно, коль он незряч и глух.

А есть ли голос. Нет -- но слышен шорох.

Не все ль одно (листу) как лечь, как пасть,

земля поглотит, зимний снег застудит.

Один апрель во всем разбудит страсть,

разбудит страсть и шум в ветвях разбудит.

Не все ль равно, не все ль одно, как лечь,

не все ль равно, чем здесь к земле прижались,

разжали пальцы, вмиг прервали речь,

исчезли в ночь, умчались прочь, сорвались.

Во тьму, во мрак, застлали тьму ковром

неровным, пестрым, вверх и вниз изнанкой.

Не все ль одно -- и снег блестит как хром,

искрясь венцом над каждой черной ранкой.

Не все ль равно -- нет-нет, блестит звезда,

листва безмолвно слышит крик суровый,

слова о том, что в смертный миг уста

шепнут -- то их настигнет в жизни новой.

То станет пылью, что в последний миг

небесный свет зальет; то станет гнилью,

что смотрит в землю, -- листья слышат крик,

и шум вослед стремится их усилью.

Что видит глаз, о чем шепнут уста,

что встретит слух, что вдруг коснется мозга,

настигнет снова скрытый вид листа...

ищи вокруг... быстрей... пока не поздно.

Снег, снег летит; о чем в последний миг

подумаешь, тем точно станешь после, -

предметом, тенью, тем, что возле них,

птенцом, гнездом, листвою, тем, что подле.

При смерти нить способна стать иглой,

при смерти сил -- мечта -- желаньем страстным,

холмы -- цветком, цветок -- простой пчелой,

пчела -- травой, трава -- опять пространством.

Скворец в гнезде спешит сменить наряд

(страшась тех мест, где -- мнит он -- черно, пусто),

вступающий в известный сердцу ряд,

живущий в подтвержденье правды чувства.

Про это вспоминает край лишь тот,

где все полно жужжанья, крику, свету,

борясь, что сил, с виденьем тьмы, пустот,

отчаянно к себе зовет победу:

"Вернись же, лето. Стог, вернись хоть стог.

Вернись же, лето, что ж ты прочь из мозга

летишь стремглав, вернись хоть ты, росток

ночной травы, вернись, уж поздно, поздно.

Вернись хоть стог, вернись хоть сноп, хоть жгут,

вернись хоть серп, вернись хоть клок туманный

в рассветный час, вернись, вернись, лоскут

туманной ленты в сонной роще рваный.

Прочь, прочь, ночной простор (и блеск огня),

прочь, прочь, звезда над каждой черной кроной,

прочь, прочь, закат, исчезни, сумрак дня,

прочь, прочь, леса, обрывы, грач с вороной.

Прочь, прочь, холмы, овраги, тень куста,

прочь, прочь, лиса, покиньте, волки, память.

Прочь, клевер, мох, сокройтесь в те места,

где ветер мчит: ведь вас ему не ранить.

Прочь, ветер, прочь, вокруг еще светло.

Прочь, прочь, листва -- с ветвей, от взора -- скройся.

Прочь, лес родной, и прочь, мое крыло,

из мозга прочь, закройся клюв, не бойся".

Снег, снег летит. Прощай, скворец в гнезде.

Прощай, прощай, борись за то, чтоб вспомнить.

Спеши, спеши, смотри: уж снег везде.

Родной весной попробуй ум наполнить.

Снег, снег летит. Вокруг бело, светло.

Одна звезда горит над спящей пашней.

Чернеет лес, озера льдом свело,

и твой на дне заснул двойник всегдашний.