– Да? Но ведь все равно пока ничего не получается. Во всяком случае, так сообщают мои источники информации.

– Я думаю, это короткая заминка, – сказал Лунин, не спрашивая, что это за источники. – Небольшой творческий ступор, с кем не бывает. Через неделю-две…

– Вот и потрать эту неделю или две на что-то полезное. К тому же, – добавил Карамышев с ухмылкой, – я думаю, это принесет тебе ценный дополнительный материал. Сильную книгу сможешь написать.

– Я…

– Послушай хотя бы, о чем речь.

– Давай, но я совершенно не собираюсь…

– Слушай. И не перебивай, по возможности.

Эрнест оторвался наконец от окна и вернулся в кресло, растянувшись в нем с видимым удовольствием. В этот момент из зала послышался страшный шум, и через секунду оттуда донеслись овации и громкое скандирование какой-то не очень различимой фамилии. Поэтически, или вернее, метрически это был ямб.

– Президент пришел, – сказал Карамышев. Через его лицо пробежала легкая гримаса. – Как с ума-то сходят… мне надо будет пойти, поприветствовать его.

– Сейчас?

– Нет, чуть позже. Короче, слушай.

Взгляд его стал сосредоточенным и острым, как всегда бывало, когда Эрнест доходил до обсуждения дел, отвлекаясь от бесконечных разглагольствований. Лунин тоже подобрался, чувствуя, что сейчас он услышит главное.

– Мы пришли к власти легко и быстро, – сказал Карамышев. – Ничего удивительного, что нравится это не всем. Кто-то – у меня есть все основания полагать, что это один человек, действует он в одиночку – решил нам испортить все это. Вернее, подпортить. Этот мелкий пакостник доставил уже много хлопот.

– И что он сделал?

– Он осуществил серию убийств, нелепых и необоснованных, безо всякого смысла и цели. Выбирает самых близких моих соратников.

– И как давно это началось? – спросил Лунин, понимая, что молчание будет казаться в такой ситуации странным. Он снова почувствовал легкое головокружение, но усилием воли взял себя в руки.

– Примерно неделю назад. Когда уже стало ясно, что именно наша партия взяла верх.

Они помолчали. Удачно вытесненный из сознания труп в номере снова вставал перед глазами Лунина, но он не был уверен, что о нем надо рассказывать. Игра была слишком сложной, и раскрывать все карты – тем более если они могли оказаться гибельными, – было откровенной глупостью. Сперва надо получить как можно больше информации.

– И что ожидается от меня? – спросил Лунин.

– Все очень просто: ты должен найти, кто это делает. Я склонен думать, что это кто-то из ближнего окружения.

– Но я почти никого тут не знаю! Я человек со стороны.

– Ты же видел только что зал, разве нет?

– И что, я должен проверить всю эту толпу? – воскликнул пораженный Лунин. – Каждого из них? Ты всерьез полагаешь, что это возможно?

– Твоя задача проще. Убийца особо не скрывается. Правда, в той неразберихе, которая творится в городе, можно устроить что угодно. Столько событий было… никто им особо не занимался. Но сейчас это уже невозможно терпеть.

– Почему?

– Обстоятельства меняются, дорогой Мишель. Впереди выборы. Мы уже у власти, так что выиграем их легко. Но в данный момент надо показать народу картины мирного труда и гм… благоденствие, какое у нас тут может быть благоденствие. Но уж какое есть. Кровавый серийный маньяк, который орудует по ночам и убивает, кого ему вздумается, – нет, это в обрисованную мной картину никак не вписывается.

– Но почему именно я? – спросил Лунин. – У тебя же должны быть эти, как их, службы безопасности… тайная полиция или что-то такое.

– Ты еще «репрессивный аппарат» скажи. Ох, как тут все у нас… никакого почтения к власти.

– И все-таки – почему ты решил, что я гожусь на эту роль? Я никогда ничего похожего не делал.

– Во-первых, как ты сам правильно сказал, ты тут человек посторонний. Было бы неразумным поручить это кому-то из тех, кто, как нарочно, как раз этим по ночам и занимается. Или находится с ним в непосредственном контакте.

– А во-вторых?

– Во-вторых, убийца большой шутник. На месте преступлений он оставляет записки, в которых мы ничего понять не можем. А вот ты, со своим философским умом… Ты же философ, верно?

– В известном смысле слова, – с иронией сказал Лунин. Это уже напоминало фарс.

Карамышев нагнулся и стал рыться в ящике стола. Через несколько томительных минут он извлек грязную бумагу с рваными краями и дал Лунину. Текст на ней гласил: «Лучи того кто движет мирозданье…» Фраза была оборвана.

– Там еще на обороте есть, – сказал Карамышев.

Лунин перевернул бумагу и увидел две строчки: