Вот о чем я думал, пока голос из динамиков объявлял одну за другой станции метро, которые мы проезжали: Гамла Стан, Слюссен, Мариаторгет. Последняя ближе всех располагалась к тому месту, где когда-то жил настоящий Эрик Хансен, и, наконец Зинкенсдамм – строгая в своем оформлении станция, стены и пол которой были выложены кафельной плиткой в светло-серых и коричневых тонах. Это была моя остановка.

Покинув вагон поезда, я осмотрелся. Меня окружали спешащие по своим делам незнакомые мужчины и женщины, которых словно объединяла одна общая цель – поскорее покинуть это замкнутое пространство из старого, но чистого кафеля, уставшего металла и потертого тусклого стекла. Понял, что все идут в одну сторону и пошел следом.

Выход на поверхность был всего один, и это во многом облегчило мне задачу с ориентированием на местности, когда я оказался на улице. Прошел буквально несколько шагов вверх по Рингваген и на первом же перекрестке свернул налево на улицу Браннкиркгатан, на которой и находился отель.

Я увидел его издалека. Он словно бастион возвышался над массивной подпорной стеной, вдоль которой вверх тянулась брусчатая пешеходная дорожка, которая привела меня к высоким решетчатым воротам и калитке в высоком заборе. За ними располагался милый вымощенный камнем дворик с зеленой лужайкой, в центре которого росло огромное старое дерево. Сам отель представлял собой большой двухэтажный особняк в форме вытянутой в ширину буквы «П», который состоял из центрального здания и двух крыльев поменьше.

Чтобы попасть внутрь, я позвонил по интеркому и представился постояльцем, забронировавшим в отеле номер. Меня тут же впустили, и я поспешил войти внутрь, чтобы официально оформить на стойке регистрации свое заселение.

Мой номер располагался под самой крышей в мансарде центрального здания. Это была крохотная, но очень уютная комнатка со скошенным потолком и маленьким окошком, в которое можно было выглянуть, только привстав на цыпочки. Впрочем, это не было для меня неудобством. Все, что мне было нужно – это кровать, чтобы спать, шкаф, чтобы бросить туда свои вещи, сейф, чтобы запереть документы и деньги, которые я не планировал постоянно носить с собой, письменный столик, телефон и беспроводной интернет.

Опустошив свою сумку и разложив все вещи по местам, я отправил маме сообщение, что прилетел и разместился в отеле, потом принял душ и, завалившись на кровать, снова взял в руки телефон. На часах было 13:22. Пора бы уже было предупредить чету Хедлунд о своем приезде. Тем более что я просто обязан был выполнить обещание почтить их своим визитом в день прибытия и отужинать вместе с ними. Но Ивор на мой звонок не ответил, и автоответчик попросил меня оставить ему голосовое сообщение. Видимо, он был занят на работе. Я поздоровался, сказал, что уже в городе, остановился в отеле и собираюсь позвонить Анике, чтобы договориться о времени визита.

Аника ответила сразу. Как всегда, она была очень рада меня слышать, но говорила шепотом и быстро, потому что ребенок спал, а она в это время хлопотала на кухне, готовясь к вечерней встрече. Мы договорились о времени, и я не стал больше отвлекать ее от домашних хлопот. А сразу после того, как мы закончили говорить с Аникой, мне перезвонил Ивор и подтвердил все то же самое.

В общем, меня ждали в гости часам к шести вечера, и в запасе я имел еще целую кучу времени, которое нужно было использовать с максимальной пользой. Поэтому я встал с кровати, оделся, потому что перед своим будущим собеседником даже по телефону стеснялся предстать в одних трусах, собрался с духом и позвонил Кайсе Энгстрём.

– Алло, – ответила девушка почти сразу же.

Я вдруг понял, что мое горло словно сковало клещами, и я не могу выдавить из себя ни слова, даже банальное «привет».

– Алло… – повторила она. – Я вас не слышу… говорите… Кто это?

– Э-э-э… Кайса? – зачем-то спросил я. – Это ты?

– Да. С кем я говорю?

– Кайса, это Владимир… Привет…

На этот раз с ее стороны повисло долгое молчание.

– Кайса, привет. Очень рад тебя слышать! – чтобы повисшая пауза не сильно затягивалась, снова поздоровался и затараторил я, пытаясь скрыть свое волнение. – Я хотел изви…

– Я не рада тебя слышать! – резко оборвала она меня, сделав акцент на «Я». – И я надеюсь, ты понимаешь, почему…

– Да, Кайса, я догадываюсь. Прости меня, пожалуйста… Знаю, я должен был тебя поблагодарить и по-человечески попрощаться не только с тобой, но и со всеми ребятами. Просто в Кано так все быстро и непонятно получилось. Я сам опомниться не успел, как меня уже отправили домой и…

– Нет, ты не понимаешь!

– В смысле?

– Слушай, там, в Африке я прекрасно видела то, что все время, сколько мы были знакомы, ты вел себя, как надменный и эгоистичный мудак, при этом вроде бы не являясь таковым. Словно перед всеми и перед самим собой притворяясь хладнокровным и бесчувственным чурбаном… замкнутым, не разговорчивым и внешне равнодушным ко всему происходящему. Ну, может быть, кроме того случая, когда просил у меня ключи от машины, чтобы помочь Олуджими вывезти из Газабуре его семью. Но на самом деле ты всегда и всем был готов помочь в чем угодно, не жалея себя. Как будто назло всему миру. Как будто изо дня в день только и делал, что стремился сам себя сломать.

И, знаешь, в этом я отчасти могла тебя понять – многие из нас лезли в самое пекло с целью заглушить свою тоску или тревогу, пережить былое разочарование или горечь потери. Мало кому действительно нравилось то, что мы делали, и помощью другим людям, мы лечили собственные болячки. У кого-то это получилось, а у кого-то – нет. Это уж кому как повезло. Именно поэтому я могу тебе простить то, что ты тогда уехал и даже не попрощался. О благодарности в мой адрес и речи быть не может – я помогала не ради признания своей заслуги, а потому что действительно переживала, что ты не выберешься оттуда живым…