Шрифт:
– Я не знаю, отец приор, – пожал плечами Берг. – Меня тянет в Россию, и все…
– «И все»! – усмехнулся аббат. – Ваши батюшка с матушкой, насколько мне известно, покинули сей бренный мир несколько лет назад. После них осталось небольшое именьице, но предъявить на него права вы не можете, ибо тогда вам придется выйти из тени и отдаться властям. Не собираетесь ли вы в Японию, дорогой господин Берг? Признаюсь, что сведений о вашем японском друге я не имею, и даже не знаю, жив ли он…
– Я хотел бы вернуться в Россию, – упрямо повторил Берг. – Если ваша милость сочтет возможным дать мне рекомендации, может быть, я найду место в какой-нибудь частной библиотеке. Ну а нет – поеду в Крым, поищу место управляющего в одном из тамошних многочисленных имений.
– Что ж… Раз вы тверды в своем намерении покинуть нас, открою вам несколько секретов. Во-первых, вы достаточно обеспеченный человек, господин Берг, – хотя и не знали об этом до сих пор!
– Вы не шутите, отец приор?
– Такими вещами не шутят. Итак, ваш японский друг Эномото, покидая Россию, оставил у меня для вас некую денежную сумму. Эти деньги, положенные мною в банк, за двадцать лет увеличились почти втрое и на сегодняшний день делают вас если не богатым, то весьма обеспеченным человеком! Во-вторых, я намерен выплатить вам жалованье хранителя нашей библиотеки, которую вы взялись приводить в порядок полтора десятка лет назад, добившись на этом поприще превосходных результатов…
– Не знаю, отец приор, смогу ли я принять от монастыря эти деньги…
– Надеюсь, вы не считаете, господин Берг, что таким образом я хочу купить ваше молчание относительно страшного преступления, совершенного одним из отцов нашей церкви нынешней ночью?! Наш орден, скажу вам откровенно, один из самых богатых в Европе и легко может себе позволить по достоинству вознаградить человека, много лет трудившегося на его благо! Ну а что касается вашего молчания, то поверьте, господин Берг: в этих стенах вам не найти ни одного свидетеля, способного подтвердить ваши обвинения, кои таковые возникнут…
– Не сомневаюсь, отец приор…
– С рекомендациями, разумеется, проблем не возникнет. Более того, я имею возможность обеспечить вас документами на новое имя! И не спорьте! Мне кажется, это будет разумной предосторожностью на тот случай, если ваше настоящее имя в России еще не забыто.
– Вы предусмотрели буквально все, отец приор…
– Погодите, Берг, я еще не все сказал. Знаете, мне кажется, что желание прозябать где-нибудь в хранителях библиотек или управляющих поместьями вряд ли соответствует вашему живому уму и удивительным аналитическим способностям. И я, пожалуй, дам вам письмо к моему старинному петербургскому знакомцу. Весьма любопытный человек, даю слово, Берг! Если он проникнется к вам доверием, у вас начнется очень интересная и нужная людям и правительству жизнь!
– Вы начали говорить загадками, отец приор…
– Увы: это не моя тайна. Да и узнал я о втором увлечении господина Архипова случайно. Вычислил, как вы любите говорить. Но все, больше ни слова. Готовьтесь к выходу в большой мир, Берг! Если по совести, я даже завидую вам. Впрочем, у каждого из нас своя судьба, своя доля, свой крест…
ГЛАВА ВТОРАЯ
Городовой четвертого года службы Перфильев, стуча жесткими сапогами, вынырнул из проулка, по-хозяйски прошелся вдоль ступеней вокзального дебаркадера, где дремали три извозчичьих клячи, а из-под пологов доносился дружный храп заскучавших без работы ванек. В скудном свете далекого качающегося на ветру фонаря городовой разобрал номера, намалеванные на прибитых к основанию оглобель жестянках. Ага: нуль-четыре-двадцать-два! Свой человечек спит здесь, стало быть! Перфильев властно постучал по полости ножнами шашки:
– Хватит дрыхнуть! Эй! Царствие небесное проспишь!
– Но-но! Побалуй тут у меня! – спросонья заворчал из-под меховой полости ванька, заворочался, выпрастывая голову. – Я вот тя счас ожгу кнутом, чтоб не баловал, уставших людев не беспокоил…
Высунув голову наружу и разглядев «баловника», извозчик тут же выбрался из-под полости целиком и поклонился:
– Кондратий Степанович, вот уж кого сто лет не видал! Доброго здоровьица, господин Перфильев!
– Ты мне зубы-то не заговаривай, «нуль-четыре-двадцать-два»! – с ходу рассердился городовой. – Ты пошто это, бедовая твоя душа, к тумбе посмел дохлятину свою привязать? [4] Али извощичий билет у тебя лишний?
4
Согласно городским правилам, извозчикам запрещалось привязывать лошадей к каменным тумбам, расставленным вдоль большинства улиц Петербурга.
– Грешен, много грешен, батюшко Кондратий Степанович! – ванька торопливо сдернул с городской каменной тумбы веревочную вожжу. – Оно ведь как получилось, господин Перфильев: подковку поправлял! А чтобы кормилица моя не баловала – накинул на чуток, а потом и забыл! Задремавши, стало быть, Кондратий свет Степанович!
– Задр-р-ремал он, каналья! Вот сволоку сей минут в часть, да рапорт пр-р-едставлю! А потом погляжу, куды ты со своей дохлятиной напр-р-равишься! А ну-ка спиной повернись, сукин сын… Ага, так и знал! Номер под воротником кой-как да вкось пришит, так что цифирь и не различить!
– Батюшка, не погуби! – бухнулся на колени не на шутку перепугавшийся ванька. – Дело-то известное, хозяин чуть свет со двора на промысел гонит! И возвертаться не велит, покуда двух с полтиною не привезу – так и спишь, как собака, не раздемшись. Вот оно и случается: пришьешь наскоро, во сне повернешься, а нитка-то возьми да и лопни! Вот те крест, батюшко Кондратий Степанович, счас прям побегу до съезжего двора, да все и исправлю, как следывает!
– И коляску перекрасить успеешь? – усмехнувшись, начал понемногу остывать городовой. – Ну-ка, скажи мне, горе луковое, каким цветом извощик екипаж свой красить должен, а?