По комнате поплыл мерзкий душок. Горький и тошнотворный, сладковатый и отдающий медью, он не походил ни на один запах, что мне доводилось чувствовать прежде, будто горелая свинина с обугленной кожей. К горлу подступила желчь.

Я отвернулась и увидела Руну, стоявшую позади меня будто, статуя, с таким бледным лицом, словно она увидела свою смерть. Потеря матери и сестры убила бы часть меня и причинила бы огромную боль. Оставалось лишь надеяться, что они умерли до того, как к ним добрался огонь.

— Довольны? — спросил Конвей. — Не было бы лучше запомнить их такими, какими они были?

— Нет, — отрезала Руна. — Я хочу запомнить их такими, как сейчас. Я никогда этого не забуду и заставлю заплатить того, кто это сделал.

— Конечно, это был трагический, но совершенно случайный пожар, — кивнул Конвей. — В такой ситуации, естественно, искать виновных, но мы не обнаружили признаков насилия. По моему мнению, расследование установит причину возгорания, и в итоге покажет трагическое стечение обстоятельств, но никак не криминал. Поезжайте домой, мисс Эттерсон. Здесь вы не найдете ответов.

— Что вы обнаружили в их лёгких? — спросила я.

Он зыркнул на меня и сделал шаг вперед, пытаясь пригрозить мне своим возрастом и размером.

Всю свою жизнь я работала над тем, чтобы оставаться незамеченной, ведь привлечение внимания к себе могло подвергнуть других опасности. Я не просто избегала конфликтов, я убеждалась, что меня и рядом с ними не будет. Моим естественным желанием было бежать — прочь из института, в машину, а затем на склад к моей любящей семье, где я могла укрыться от пронизывающего взгляда этого мерзавца.

Но здесь были лежащие на столах тела и требующая ответов Руна. Я взялась за работу и должна ее выполнить. К тому же я была права, а он — нет.

Я изобразила свою лучшую мину недовольной Аррозы Роган и пристально посмотрела на Конвея. Зрительный контакт и пренебрежение не были мне присущи, но мать Рогана была непреклонна, и я научилась и тому, и другому. Я неделями практиковала это выражение перед зеркалом, пока не добилась нужного результата. Это походило на стрельбу из эмоционального дробовика, заряженного ледяным отвращением.

Конвей завис на полпути.

— Похоже, вас здесь терпят, потому что вы хорошо справляетесь со своей работой, раз уж ваши манеры и поведение отвратительны. Ваше высокомерное и враждебное отношение к потерпевшей просто за гранью принципов работы института и порядочности в целом.

Лицо Конвея стало пунцовым.

— Поэтому, я спрошу ещё раз. Был ли в их лёгких дым? Если вы не можете ответить на мой вопрос, то найдите того, кто сможет.

Конвей раздул ноздри от злости. Я подготовилась к худшему.

В дверях появился Виктор.

— Чего еще? — рявкнул на него Конвей.

Виктор отступил в сторону, пропуская в комнату мужчину в строгом черном костюме.

— Добрый день, мистер Фуллертон, — поздоровалась я.

Представитель «Свитка» прошел в зал. Лет сорока с небольшим, аккуратный, опрятный, с загорелой на солнце кожей и темными волосами, зачесанными назад. Его глаза были неожиданного оттенка светло-голубого. Они же были единственным пятном цвета во всем его облике. Все остальное — кожаные туфли, сшитый на заказ костюм, безупречная рубашка с галстуком и очки — были черными.

— Мисс Бейлор, мое почтение. — Он протянул руку Руне, и та ее пожала. — Мисс Эттерсон, мои глубочайшие соболезнования.

— Это кто? — возмутился Конвей.

Фуллертон смерил его взглядом.

— Я здесь от лица корпорации «Свиток» для проведения генетической идентификации по запросу Дома Эттерсон.

Глаза Конвея распахнулись и остекленели. Паника задрожала в его карих радужках. Он резко отшатнулся назад и развел руки в стороны, касаясь каждого трупа. На меня обрушилась волна отвращения — мерзкое чувство, что только что все пошло ужасно, ужасно плохо.

Иссушенное тело на столе рядом со мной резко село. Я заметила движение, но мне понадобилось полсекунды, чтобы среагировать, да и разум отказывался воспринимать увиденное. Труп прыгнул на меня, вцепившись мне в горло холодными пальцами.

Меня охватила паника. Воздух испарился. Боль сжала мое горло в железных тисках.

Конвей ринулся к двери. Фуллертон отступил в сторону, пропуская Конвея, и при этом его лицо осталось совершенно невозмутимым, словно мы были на светском приеме. Руна развернулась, целясь в Конвея рукой. Если она его отравит, все что он знал, умрет вместе с ним.