— Но, если серьезно, — сказал Гуиянь, — от этого я задумываюсь о вашем отношении к традициям.

Отец скривился и не сразу смог сформулировать ответ.

— Семьи текстильной промышленности перевязывают дочерям ступни, чтобы они не сошли с выбранного им пути, а я не был в этой промышленности.

— Перебинтованные ноги женщины — признак воспитания и статуса, — сказал Призрачный магистрат. — Многие богачи ищут жен со ступнями-полумесяцами. Если бы ей перебинтовали ноги в младенчестве, вы могли бы выдать ее за богатого мужчину, получить достаток и престиж.

— Что с того, Призрачный магистрат?

— Я просто пытаюсь понять своего почтенного гостя, — сказал Гуиянь, трепеща множеством ладоней. — Как и я, вы кажетесь приверженцем традиций и амбициозным мужчиной. Мне интересно, что вы пошли против традиций, не став бинтовать ступни дочери.

Я смотрела то на одного, то на другого. До этого я замечала, как они оценивали друг друга, проявляли смекалку, намекали на соперничество. Теперь вопросы Гуияня стали агрессивнее, касались конкретно меня.

— Бинтование ног, — сказал мой отец, и его отвращение поразило меня. — У моей матери были такие ноги. Для мужчины статуса моего отца было важно, чтобы у жен были перебинтованные ноги. Он мог позволить держать женщин для украшения, испорченные кусочки красивого нефрита. Его сыновья и внуки занимались делами, слуги исполняли обыденные обязанности. Когда я был мальчиком, мама порой просила меня размотать бинт и втереть мазь в ее кривые пальцы, чтобы успокоить боль. Ее ноги воняли, Лао Гуиянь, ее пальцы были гадкими обрубками. И я поклялся, если у меня будет дочь, я позволю ее ступням быть не забинтованными.

Я слушала отца, мои глаза стали мокрыми.

— Скажите честно, шифу, — сказал Призрачный магистрат, голос был масляным, — вы не пожалели об этом?

Отец взглянул на меня шутливо.

— Она дала мне много поводов пожалеть, — сказал он. — Она всегда была сложной, бегала, лезла, куда не должна, пряталась в нишах, чтобы ее не заметили, постоянно дралась с мальчиками. Я не знал, где ошибся. Наверное, дело в ее звездах.

Он поднял чашку, и по движению его запястья я поняла, что он не просил налить еще вина. Я забрала чашку, и он изменился. Как только обе его руки оказались готовыми, он сел не как гость, а как воин. Он смотрел в глаза Призрачного магистрата, а тот будто вздрогнул от взгляда моего отца. Я знала, как ощущался его стальной взгляд.

— Она всегда была сложной, Гуиянь, и она пришла сюда с целью, — тон отца был заточенной сталью. — Она хочет, чтобы вы откажитесь от притязаний на одну из ваших жен. Я расторгну брак. Я прошу вас дать согласие на это, почтенный Призрачный магистрат, в знак дружбы. Прошу, примите мое решение и не пытайтесь нам мстить.

Гуиянь скривил губы, словно съел кислый фрукт.

— Шифу, мы только встретились. Разве не рано просить одну из моих жен?

Сила и резкость в позе моего отца не угасли, в комнате, освещенной фонарями в человеческих руках, торчащих из стен, где живые тени двигались в углах, решимость отца лишь росла. Его энергия пылала, как пламя в печи.

— Жаль, Гуиянь, но ваша властная хватка на «четвертой жене» оставила у Ли-лин плохое впечатление о вас, — сказал мой отец. — И, хоть она всегда была сложной, ее мнение порой влияло на меня.

— Шифу?

— Я думаю о своей матери, Призрачный магистрат, чьи ноги были так искажены, что она не могла убежать, о женщинах, что в домах мужей в плену, как птицы со сломанными крыльями и в клетках. Такие мысли не дают думать о вас с добротой.

Гуиянь сцепил ладони. Еще пару. Другие двигались вокруг него, врезаясь друг в друга.

— Полагаю, — сказал Призрачный магистрат, — если я отпущу четвертую жену и позволю расторгнуть тот брак, это покажет мои добрые намерения, и что я подхожу на роль Туди Гона.

— Это может убедить меня, — сказал мой отец. — Мне все еще нужно выслушать вашу философию, ваши планы на этот регион, и как вы будете совершать правосудие. Но, как я и сказал, Ли-лин всегда была сложной. Если не даруете ей эту услугу, мне придется помешать вашему Облачению.

Меня поражали ультиматум и решительный тон моего отца. То, что он требовал это за меня, было неописуемо трогательно.

За руками Призрачного магистрата и его хмурым видом было видно, что он думал, его разум кипел, и его пальцы словно отсчитывали выгоду и ущерб, пока он взвешивал варианты. Все движения остановились, когда он принял решение.

— Да, мои слуги отказались даровать четвертой жене свободу, — сказал он. — Простите их за рвение, шифу, умоляю. Во имя нашей дружбы я не буду вмешиваться в расторжение того брака. Чтобы убрать неудобство из вашей жизни, я не собираюсь жаловаться в Небесные или Адские суды. Она может уйти под вашей опекой.