— Нина, — Павла Борисовна гладит меня по плечу. — Этот тоже настоящий. Более чем. Воды?

— Так можно дозвониться Юрию Александровичу или нет?! — согласившись на воду, истерично спрашиваю я.

— Можно, Нина, можно. Только в Америке сейчас ночь глубокая. Потерпи. У нас с ним разговор запланирован через несколько часов, — успокаивает меня Павла Борисовна, подавая мне стакан воды.

— В Америке? — туплю я.

— Круиз начнется двадцатого января, — объясняет добрая женщина, приглаживая мои волосы. — Сейчас они в Сан-Франциско.

— Сан-Франциско? — снова туплю я и не могу успокоиться.

— США. Штат Калифорния, — Павла Борисовна с трудом забирает у меня стакан, который я сжимаю слишком крепко. — Да. Оттуда начинается их круиз. Потом Санта-Барбара и Сан-Диего. Потом Мексика, Гватемала, Сальвадор и так далее. Сейчас они отдыхают и ждут начала круиза. Созвониться очень просто. Не волнуйтесь!

Вся семья Карповых с детства называла меня на "вы", что мне, конечно, нравилось и даже льстило, особенно когда ко мне в гости приходили школьные подруги.

— Остается только ждать, — почти плачу я от досады. — Как можно быть успешным бизнесменом и таким… тупым!

— Нельзя судить о людях по… первому впечатлению, — мягко говорит Павла Борисовна. — Александр Юрьевич во всем разберется, и всё будет хорошо. Посоветуемся с Юрием Александровичем. Разница одиннадцать часов. Потерпи.

— Хорошо, — трясясь о злобы и ненависти, говорю я. — Подождём.

В семь часов вечера Павла Борисовна приходит за мной и молча, прикладывая палец к губам, зовет в свой кабинет. Там уже сидят Римма Викторовна и Димка. Надо же, как быстро разносятся слухи по нашему дому.

— Не волнуйся, доченька! — смеется в трубку Юрий Александрович. — Перестарался Сашка.

— Юрий Александрович! — тороплюсь я спросить самое главное. — Я могу работать с проектом?

— Безусловно! — подтверждает старый хозяин. — Ниночка, работайте, как работали. Я с Сашей переговорю.

— Когда? — спрашиваю я.

— Сейчас и переговорю, — успокаивает меня наш замечательный хозяин.

— Господи! Хорошо-то как! — восклицает Римма Викторовна. — Вот и всё в порядке!

— Когда вернется в агентство наш новый Хозяин? — нетерпеливо спрашиваю я у Павлы Борисовны.

— Он еще не уходил, — растерянно говорит Павла Борисовна. — В кабинете сидит.

— Кофе четыре раза пил, — подхватывает Римма Викторовна. — К нему трое человек приехало. Бухгалтерию запросили. Пока вроде всё в порядке.

— Действительно, чего он так задержался у нас? — волнуется Димка. — Ему наше агентство тьфу, как песчинка в море.

— Не знаю, — спокойно говорит Павла Борисовна. — Но волноваться нам не стоит. Я за бухгалтерию и другие подразделения абсолютно спокойна. Повторяю, у нас всё в порядке.

Ещё через час я убеждаюсь, что в нашей фирме всё хорошо у всех, кроме меня. В начале девятого за мной опять пришла Римма Викторовна, которую Холодильник держал на работе и не отпускал домой, пока сам не наработается.

— Госпожа Симонова-Райская! — голосом взводного командира обращается ко мне Хозяин. От неожиданности чуть не встаю по стойке смирно и не вытягиваю руки по швам. — Принято решение продолжить реализацию вашего… проекта.

Поскольку я обещала Павле Борисовне и Римме Викторовне держать себя в руках, я прикусываю обе щеки и молчу.

Холодильник подходит ко мне вплотную и тихо, чтобы не услышали трое сидящих в кабинете мужчин, роющихся в многочисленных папках и книгах, спрашивает:

— Когда у вас намечено само мероприятие?

— Через две недели. Там сценарий непростой, — сквозь зубы отвечаю я.

— Хорошо. Ваш проект на особом контроле. Начиная со стадии подготовки, — Холодильник уже привычным жестом указывает мне на дверь.

— Особом контроле? — хмурюсь я, не двигаясь с места и понимая, что мне это совсем не нравится. — Что значит особом?

— Особом, — говорит Хозяин, приблизившись так близко, словно он хочет меня поцеловать, — это значит моём. Отчитываетесь мне лично за каждый шаг. Понятно?

Трое мужчин, находящихся в кабинете, как по команде, при этих словах поднимают головы и строго смотрят на меня.

— Понятно! — докладываю я по-военному и разворачиваюсь на пятках. Что поделаешь? У кроссовок нет каблуков. И нет, чтобы просто выйти! Всё моё существо так протестует и против ситуации, и против ее свидетелей, и против этого отмороженно-замороженного, что я не выдерживаю и, стоя спиной к нему и лицом к дверям, четко произношу: