— Вам, наверное, интересно, почему вы здесь, кто мы — чего мы хотим. Если вы умны, то поняли, но я собираюсь разложить все по полочкам.

Его взгляд остановился на мне, утопив меня в зелени травы, мха и изумруда.

— Вы принадлежите мне. Нам. Клубу. Мы владеем вами — каждым сантиметром. Я главный, которого вы должны приветствовать гораздо лучше, чем это было четыре года назад, но мое терпение не безгранично.

Его голос понизился до децибел, которые отозвались в моем сердце.

 — Единственное о чем нужно помнить, чтобы сделать ваше пребывание здесь как в долбаном «Ритц», а не в тюремной камере — это слушаться меня. Если я прошу вас что-то сделать, вы выполняете в точности и незамедлительно. Если нет, моя любезность заканчивается. И когда она заканчивается — заканчивается все гребаное хорошее.

Тень пересекла черты его лица. От боли на лбу проступили капельки пота. Скрипя зубами, он сглотнул, прежде чем скомандовать:

— Раздевайтесь. Все вы. Я должен убедиться, что вы не ранены. Ваши новые владельцы ожидают совершенства — не хочу разочаровывать их.

Мое сердце остановилось.

— Нет, пожалуйста, — умоляла блондинка с длинными волосами, — отпусти нас.

Килл поднял руку будто меч, быстро и также резко.

— Что я только что сказал? Незамедлительно и точно.

— Выполняй, сучка. — Черный Ирокез выдвинулся вперед, его руки были сжаты в кулаки по бокам. Жестокость вернулась в комнату, врываясь с его угрозами.

Девушки вздрагивали и вертелись, глядя друг на друга, ища помощи. Странно, что они не смотрели на меня — не искали моей дружеской поддержки, или не прижимались поближе для утешения.

Чем дольше мы стояли в этой шеренге, тем очевиднее было мое отчуждение от слез и ужаса женщин.

Как бы сильно я ни хотела узнать ответы, возможно, это было благословением не знать кто я. Не помнить свою семью, семейное положение, или тех, кого я могу никогда больше не увидеть.

Я отличалась от них. Я не могла определить, делает это меня сильнее или уязвимее, — быть вне группы. Я действительно ничему не принадлежала — даже этой ужасной жизни, в которую была брошена.

Килл провел ладонью по лицу, размазывая от шрама на лбу до шеи темно-красный след.

 — Я отдал приказ. Не испытывайте меня так скоро. Не сегодня.

 Его взгляд замер на мне. На это раз там ничего не было — ни притяжения, ни намека на узнавание.

Он был главным, а я была не более чем «свежак».

Губы сжались, когда он посмотрел на мою грудь. Я не подчинилась приказу.

Раздеться.

Глядя вниз на свое тело, я вытащила из полинявших синих джинсов белую футболку с большой причудливой розой впереди. Обе вещи пахли дымом, но не были сожжены как моя рука. У меня не было ни обуви, ни куртки.

Я не помнила, как покупала вещи, или где я принимала душ и одевалась утром. В любом случае не было разницы одета я или раздета. Одежда не защитит. Не сбережет от происходящего зла.

Вещи были бесполезны. Так же как слезы были бесполезны, и страх был бесполезен. Мне не нужно ничего из этого.

Я не знаю, как выгляжу голая.

Мое сердце отбивало непонятный ритм. Я понятия не имела, были ли у меня веснушки или родинки, или шрамы. Я жила умом и телом незнакомки. Возможно, если бы я увидела себя, я бы узнала? Могла бы разгадать загадку?

Я снова взглянула в зеленые глаза воплощения моего кошмара.

Он не отводил взгляда, его челюсти сжались, когда мои пальцы обводили нежную розу на футболке.

Я задержала дыхание, мою кожу покалывало. Я не могла отрицать — он украл у меня все одним только взглядом. Но он также подарил частичку себя взамен. Я читала его отчетливо — или я только думала, что делала это.

Его ноги были расставлены в угрожающей позе, так же как и для равновесия в борьбе с болью, с которой он жил. Он выглядел зловеще, но что-то внутри меня хотело верить, что он меня не обидит.

«Не будь дурой».

Я опустила подбородок. Я не буду. Я из кожи вон лезу, чтобы быть рациональной и собранной. Было бы глупо игнорировать мои инстинкты и сбегать.

Он собирается продать тебя. Превратить в шлюху.

Я знала это. Но мое нутро говорило, что он не был жестоким человеком. Он был убийцей, бесспорно. Жил преступной жизнью долгое время. Но он также скрывал что-то, о чем я глубоко внутри знала. Я не могу объяснить, откуда я его знала, но я встречала его прежде.

Давным-давно, я любила его в кошмаре гораздо худшем, чем этот. Я желала его в другой реальности, пока он боготворил и обожал меня.