Шрифт:
Замерев перед нами, он шумно вдохнул.
— Полагаю, что сейчас я должен поприветствовать вас. — Он пнул пустоту, скрипнув своим большим черным ботинком по полу. — Извините за сумятицу. И игнорируйте бой, который вы видели.
Его глаза приземлились на каждую из нас, пригвоздив к бетону.
— Меня зовут Артур Киллиан, но вы и все остальные зовите меня Килл. Вы — разовая сделка — ни больше, ни меньше.
Мои глаза расширились. Его имя… я ждала его, чтобы вызвать воспоминания.
Ничего.
Мужчины, пять или шесть, появились из коридора, остановившись напротив кожаных кнопка-диванов. Они выглядели так, будто они были из адвокатской конторы — диваны, а не мужчины: мужчины выглядели, будто они родились, катаясь на Харли с сигаретами во рту и непристойными мыслями.
Женщина рядом со мной вздрогнула, с опаской оглядываясь на вновь прибывших. Они были такими же окровавленными: некоторые в рваной одежде, другие с рассеченными губами и ушибленными скулами. Все они имели преимущество — жилистые и непредсказуемые.
Я застыла на месте, наблюдая, впитывая информацию, и стараясь оставаться как можно незаметнее.
Артур Киллиан, который был помещен в центр моего нового мира, не имея лучшего якоря, повернулся к ним лицом.
— Вы будете подчиняться, или мне придется снова надрать вам задницы?
Мужчины ухмыльнулись, скрещивая руки.
— Будем. Ты все еще През.
Килл прорычал:
— Вы понимаете, но вы не чувствуете этого. Очень жаль. Все закончено. Все длилось четыре гребаных года, и я выиграл справедливо и получил это право. Вы подчинитесь моим правилам. А если нет — умрете.
Мужчина, около тридцати с густыми усами, кивнул.
— Знаю о твоих мотивах. Не могу сказать, что я счастлив, но согласен с тем, что ты говоришь. Уоллстрит поручался за тебя много раз. Будем доверять его решению, независимо от того, что ты из говноедов Кинжалов.
— Эй. Клубные дела… Посетители… — Черный Ирокез кивнул на нас подбородком.
Килл нахмурился, сдерживая свой гнев.
— Ты прав. Заткнитесь. Все вы.
— Ты говоришь нам заткнуться? Ты требовал от нас присяги в течение многих лет, и теперь, когда мы собрались сделать это, ты хочешь нас заткнуть?
Килл сжал челюсти, вены надулись в жгуты на его шее.
— Отлично! Но давайте проясним одну вещь, я не Кинжал. Больше нет. Я первый, кто вырвался от них — так что прекращайте эти домашние разборки и вернемся, черт возьми, к обмену.
Парни зашаркали на месте, но кивнули. Один пробормотал:
— Это то, что я пытаюсь сделать. Ты отобрал мое оружие.
— Хорошо. — През, как я поняла, короткое обращение для Президента — кивнул. — Мы больше не скользкие однопроцентники. Мы завязали с этим дерьмом. Разве я уже не доказал, что если вы последуете за мной, мечта Уоллстрита сбудется и никто не умрет?
Мужчина с короткими волосами и выбритым прядями черепом огрызнулся:
— Это все красивые и пижонские, бл*дь, слова, но не для этого места. Долг Преза — быть со своей армией.
— Хватит! — Килл взревел. — Что я делаю во имя этого клуба не твое, чертово, дело. — Он двинулся вперед, угрожающе наклонив голову. — Вы взрослые люди. Я вам не чертова нянька. — Тыкая пальцем в лицо Густым Усам, он бормотал: — Вам не нравятся деньги, которые я плачу? Отлично, верните их.
Густые усы стиснул челюсти.
— Мы их заслужили.
Килл мрачно рассмеялся.
— Точно. Прямо как я заслужил ваше гребаное повиновение.
Выбритый Череп проворчал:
— Ты думаешь, что выиграл? Но ты никогда не победишь.
— Смешно. Я только что сделал это. — Килл поднял окровавленные руки. — Карма, парни. Я даю вам время до завтрашнего утра, чтоб собрать свои манатки и уйти, если вы хотите. — Его тело напряглось, страшный гнев пульсировал в его мышцах. — Но если вы останетесь, все что произошло сегодня ночью, останется в прошлом. С этим покончено.
— Хватит клубной болтовни, — Черный Ирокез сорвался. — Время и место, джентльмены.
Мои глаза метались между жутко выглядящими мужчинами в одинаковых куртках и истекающим кровью Президентом, тяжело дышащим через нос. Для непросвещенных он выглядел взбешенным. Контролирующим, сильным и полным жизни. Для тех, кто знал о боли, блеск в его глазах был не от гнева, а от агонии — спина напряжена не от ярости, а оттого что он истекал кровью.
Откуда я знала о нюансах боли и языке тела — неизвестно. Это было необъяснимо, что вся моя жизнь стерта, и лишь отрывки моего прошлого были тут… возникая неосознанно.