Шрифт:
— Что произошло? Почему твой отец давал тебе такие жестокие уроки?
Он замкнулся, теплота, показанная им, исчезла, когда он проворчал:
— Ничего не произошло. Не твое собачье дело.
Он набросился, обернув пальцы вокруг моего запястья.
Я замерла.
— Я никогда, бл*дь, не должен был упоминать его. Не задавай мне больше никаких вопросов, особенно о нем. Поняла?
Мое сердце застряло в горле, я кивнула. Его пальцы сжались, перекрыв кровообращение пока небольшое сердцебиение не завибрировало в моих руках, затем он отпустил.
Тяжело вздохнув, он задумчиво уставился в потолок.
Я опустилась рядом с ним на колени, испуганная, взволнованная, и больше всего сгорающая от любопытства. Не только я погружалась в воспоминания. Килл делал то же самое.
Медленно, я опустила руки в миску с теплой водой, отжав из фланели лишнюю влагу.
— Прости, — прошептала я, — Я не хотела тебя расстроить.
Я встряхнула ткань и прижала ее к запекшейся крови на его животе.
Его глаза вспыхнули теплом. Он посмотрел вверх, встретившись со мной взглядом.
— Ты странная девушка.
Девушка.
Не женщина.
Почему в этот момент мне правда захотелось, чтобы он думал обо мне, как о женщине?
Он видел меня голой. Он был под впечатлением. Не так ли?
Его внимание переключилось на промежность, где футболка не скрывала наготу. Он тихо застонал, прикрываясь болью, но что-то внутри отреагировало. Что-то первобытное.
Мой взгляд метнулся к его паху. Вялость уступила небольшой упругости, его бледное обескровленное тело делало попытку восстать южнее.
Мне не следовало быть такой довольной, но губы растянулись в небольшой улыбке.
— По крайней мере, мы знаем, что ты наверняка выживешь.
Он посмотрел вниз, гневным взглядом, потом его сменил веселый. Он наполовину улыбнулся.
— Полагаю, это хорошая новость для всех.
Застенчивость охватила меня и, наклонив голову, я протирала влажной тканью поверх его израненного и грязного торса, медленно отмывая его.
Тишина повисла между нами, но это не было неловко. Скорее спокойно... умиротворяюще.
Прошло минут пять, пока я превратила его грязную плоть в розовую чистоту.
Скрутив ткань в миске, я отжала ее и стала обмывать левую ногу, внимательно изучая тату.
Артур прокашлялся.
— Ты задала мне порядочное количество вопросов. Теперь моя очередь. Как тебя зовут?
Мои руки замерли на его коленной чашечке.
Имя?
Я закрыла глаза, пытаясь что-то отыскать внутри. Мигрень нарастала, толкая меня назад, захлопывая дверь перед моим лицом.
Возвращаясь к его омыванию, я прошептала.
— Я не знаю.
— Что значит, ты не знаешь?
Я пожала плечами.
— Я не помню ничего кроме того, как очнулась в фургоне, прежде чем ты развязал мне глаза.
— Ничего? — его голос выражал частично удивление, частично недоверие. — Я думал, ты придумала эту чушь.
Я покачала головой, в очередной раз промывая ткань. Теперь вода была серой с багровыми пятнами.
— Хотелось бы, чтобы так и было. Тогда, возможно, у меня были бы ответы, которые мне нужны, и я могла бы понять, что я до сих пор здесь делаю.
Килл стиснул челюсти,
— Считай, мне стоит поблагодарить твою хреновую память за то, что я остался жив.
Перейдя к другой части его тела, я пробежалась тканью по правой ноге, не отрывая глаз от его татуировки. Она выглядела давнишней. Немного поблекшие цвета, но линии были четкими и хорошо прорисованными.
— Что она означает?
Он глубоко вдохнул, сразу переходя в оборону.
— А что означает твоя?
Я присела на корточки.
— Я только что сказала, я ничего не помню.
— Ладно, стоимость знаний о моей татуировке — рассказ о твоей. И, похоже, такую цену ты заплатить не сможешь.
— Ты что, защищаешь свой рисунок?
— А ты нет?
Мы закипали.
Моя грудь поднималась и опускалась под футболкой. Мышцы Артура выделялись, в то время пока кровь сияла вокруг его ран.
Наконец, я опустила голову, продолжив мытье.
— Отлично.
— У тебя акцент. Ты помнишь, как жила за границей? — он выведывал, рассеивая враждебность между нами. Было странно думать о том, что всего час назад мы грозились убить друг друга. Сейчас он был преимущественно голый, и позволил мне вымыть его. В некоторой степени, хоть он и будет отрицать это, он доверял мне. И в такой же степени, я не могу отрицать или объяснить это, я доверяла ему.