Шрифт:
— Я хочу тебя, — выдохнул Килл.
— Я хочу тебя, — умоляла я.
— Моим способом. Единственным, мать его, способом.
Я кивнула.
— Любым способом. Мне плевать.
Затем я осталась одна, мои соски затвердели от неожиданной прохлады, а мой рот лишился его тепла.
Он исчез из комнаты. Единственным звуком был стук моего сердца и тяжелое дыхание. Потом он вернулся с суровым выражением на лице и распоркой с манжетами на концах в руках. Направившись к кровати, он приподнял бровь.
— Ты хочешь меня. Ты позволишь мне сделать это. Я хочу окунаться в тебя. Я хочу чувствовать тебя вокруг моего члена. Но я ничего не хочу взамен.
Я вздрогнула от того, как вожделение разливалось вниз вдоль позвоночника.
Его голос понизился, когда он указал рукой на распорку.
— Я не хочу, чтобы ты ко мне прикасалась, смотрела на меня. Я не хочу твоих губ на моей коже или твоего тела на моем. Это единственный способ, которым я возьму тебя второй раз. Отдай мне контроль, и я дам то, чего хочешь ты.
Двигаясь в сторону кровати, я не могла отвести взгляда от распорки.
— Это не то, чего хочу я.
Его глаза вспыхнули. Особый загадочный взгляд осветил его лицо.
Глядя сквозь опущенные ресницы, я прошептала:
— Я хочу прикасаться к тебе. Везде.
— Я хочу, чтобы ты прикасалась ко мне. Везде, — сказал он, стягивая футболку через голову. Его грудь была хорошо сложена, жилистые мускулы были усладой для моих глаз. Россыпь темных волос, которые исчезали под его джинсами, превращали его из мальчика в мужчину.
Внутри все перевернулось от трепета и предвкушения.
— Везде? — спросила я, а кончики пальцев изнывали в желании подчиниться.
Он мягко улыбнулся.
— Везде. Не оставляй ни частички нетронутой. Я весь твой.
— Не прикасаться, — прорычал Килл, рассеивая мои воспоминания. Он встряхнул растяжкой. — Так или никак.
Страх сковал мое сердце. Быть связанной не может быть хуже, чем ничего не помнить. Мой разум был в ловушке и до него. Я не боялась связывания или боли — я уже была его пленницей, что изменится от пары манжетов?
Я сомневалась, что по-настоящему боюсь чего-то, кроме огня. Но я бы все-таки проверила эту теорию.
Я не боялась его — не в этот раз. Он был грубым любовником, но не садистом. У него были границы, которым я могла доверять.
Позволь ему.
Позволь сделать это и получи шанс провести еще один день рядом с ним.
Собравшись, я отступила на шаг назад и скрестила руки.
— Ты завяжешь мне глаза при одном условии.
Его губы растянулись в насмешке.
— Ты не в том положении, чтобы ставить условия.
Я потянулась руками за спину и расстегнула бюстгальтер. Покручивая его между пальцев, я приподняла бровь.
— Ты хочешь меня так же, как я тебя. Не лги, что это не так.
Его глаза не могли смотреть никуда, кроме как на мою грудь. Раскрашенную и естественную — его, казалось, не заботило то, что он упивался моей полунаготой.
— Ладно. Каково твое условие? — Его эрекция распирала джинсы, боль и раздражение улавливались в его взгляде.
— Не продавай меня. Кто бы тебе не звонил? Не слушай. Оставь меня здесь. С собой. Как и обещал, когда я спасла тебе жизнь.
Он затаил дыхание.
— Ты используешь свое тело, чтобы торговаться со мной? У тебя нет гребаного стыда.
Это больно, но я игнорировала его слова.
— Я прошу больше времени. Я прошу оставить меня. А желание переспать с тобой это не плата — это как твое желание, так и мое.
Расстегнув молнию на юбке, я стянула ее и перешагнула через нее, когда та упала на пол.
— Я всего лишь прошу тебя выполнить свою часть сделки.
Он прикусил губу, когда его эрекция подпрыгнула в штанах. Его живот напрягся, и он произнес.
— Ты говоришь так, будто мы заключили контракт. Не было никаких правил. Никаких условий.
Я не ответила, подцепив кончиками пальцев мои стринги и вильнув бедрами в приглашении.
— Ты согласен?
Мой голос был хриплым и соблазнительным, посылая мурашки по коже от осознания того, насколько сексуальной я стала.
Я всегда была так уверена в себе или это в новинку?
Это было так тяжело, осознавать, что я когда-то попадала в такую ситуацию, как эта. Была ли эта страсть к похитителю попыткой выжить или мой разум по капельке вскармливал меня сказками о мальчике с таким же невозможным характером, как у Артура Киллиана?