Постучав по выпуклой бочине носком начищенного сапога, Спартак взялся рукой за борт и перемахнул на землю. Сунул в рот сигарету, щелкнул зажигалкой, принялся лениво расхаживать возле грузовика с видом заправского немецкого гауптмана, раздраженного нежданной остановкой в какой-то польской дыре, чье зубодробительное название ни один истинный германец ни за что не выговорит, не сломав язык.

Шоферы и в грузовике, и в похожем на корыто размалеванном камуфляжными пятнами немецком легковом вездеходике сидели на своих местах как пришитые – чтобы при малейшей опасности моментально завести моторы. А шестеро его ребят в той же форме Ваффен СС, что и на нем, прохаживались неподалеку, столь же старательно изображая скуку.

Спартак мимоходом прикоснулся к расстегнутой кобуре. Немцев в Стахурах на данный момент не имелось, но, если заранее готовиться к самому худшему варианту, в любую минуту могли свалиться как снег на голову – они все еще ищут свою ракету, могли в конце концов прослышать и про настоящее место падения...

Если подумать трезво, вся эта затея напоминала прогулку по первому тонюсенькому льду над глубокой водой. Номера на трофейных машинах, вообще-то, поменяли на другие, но это-то и было главной причиной беспокойства: что-то могло и не совпасть, скажем, номера с непонятными обозначениями на бортах – до сих пор никто толком не занимался изучением этих немецких хитрушек, поскольку не было особой нужды. А ведь немцы, как известно, аккуратисты превеликие, и въедливому полевому жандарму на большой дороге несоответствие чего-то с чем-то может броситься в глаза издали – как Спартаку субъект в летном парадном кителе и галифе с артиллерийским кантом... Борута сам опасался чего-то в этом роде.

Подумав, Спартак переложил в нагрудный карман кителя трофейную гестаповскую бляху на цепочке: могла и помочь, пожалуй. Но с другой стороны... Не с его немецким изображать в разговоре всамделишного немца, расколют в два счета. И его ребята тоже вряд ли сойдут за уроженцев Рейха...

И, наконец, следует учитывать и то печальное обстоятельство, что среди подпольщиков немецкой агентуры и в самом деле хватает, с этим нужно считаться, проверки вроде тех, что устроили им с Беатой, в общем, неизбежны...

Одним словом, причин для беспокойства хватало – и по спине у Спартака ползли ручейки пота – вокруг было по-настоящему жарко, и в мундире из плотного немецкого сукна он себя чувствовал не лучшим образом, пистолет и кинжал в ножнах оттягивали пояс, запасной «вальтер» в кармане галифе цвета фельдграу нагрелся и неприятно постукивал по бедру при ходьбе.

Спартак огляделся. Деревня была непохожая – гораздо богаче, кулаки, как на подбор, – та самая непривычная чистота, что продолжала его удивлять, действующий костел, в котором никто так и не устроил дом культуры с демонстрацией антирелигиозных кинофильмов... Чужая деревня, по его представлениям, не особенно на деревню и похожая.

– Янкес... – негромко произнес один из боевиков.

Спартак развернулся в том направлении, куда он указывал. От сердца моментально отлегло: показалась Беата в светлом летнем платье, а рядом с ней шагал какой-то старый хрен в высоких сапогах при жилетке под пиджаком и галстуке, в фасонном пенсне, какого Спартак у себя дома вообще не видывал у обычных людей. Опять-таки, с его точки зрения, на деревенского жителя этот субъект походил не более, чем сам Спартак на актрису Ладынину, но эти досадные мелочи не имели значения – главное, судя по поведению Беаты, это был долгожданный связник, владелец одного из тех сокровищ, что сняли с упавшей ракеты.

Людей на улице не было – но Спартак шкурой чувствовал настороженные взгляды из-за задернутых занавесок, – народонаселение попряталось от сложностей военного бытия, моля Бога, чтобы лично их эти сложности не коснулись. Он подумал с опаской: еще шарахнет гранатой из-за угла какой-нибудь патриот-инициативник, горячая молодая головушка, бывали такие вещи, он слыхивал не раз – и смертушка выйдет самая нелепая, Богу душу отдашь в чужой ненавистной шкуре...

Беата послала ему выразительный взгляд, и он пошел к ним, стараясь не особенно спешить, не терять тевтонского достоинства. Бок о бок с ними пошел не зная куда.

Небольшой аккуратный домик. Старый хрен, обогнув крыльцо, направился к какому-то строению наподобие амбара, забежал вперед, распахнул дверь. Обширное пустое помещение с кучей соломы в углу. Спартак недоуменно поднял бровь.

Старикашка торопливо разбросал сено с одной стороны – показался сверток размером с патефон, обернутый мешковиной и тщательно перевязанный крест-накрест немецким шпагатом. Сгоряча попробовал его вытащить, но не смог, обернулся и виновато развел руками.

Подойдя, Спартак взялся обеими руками, приподнял, прикинул: не меньше двадцати килограммов. Это и был загадочный агрегат, управлявший ракетой в полете. «А ведь и нам такая штука пригодилась бы, – подумал он мимолетно. – Да нет, наши конструкторы наверняка и в этом деле лучшие в мире, только кто ж о них знает, наверняка засекречены по самое не могу...»

Рядом стояла прозаическая бутылка из-под водки, примерно на две трети наполненная светло-желтой жидкостью – образец горючего. Спартак потрогал. Показалось, что бутылка горячая, чуть ли не раскаленная, и он торопливо отдернул пальцы, хотя это, конечно же, было чистейшее самовнушение.

Спартак быстренько прикидывал, что делать дальше. Он бы и сам допер сверток до вездехода, мы люди не гордые, но поступать так ни за что не следовало. Ни один немецкий офицер не попрет на горбу по улице какую бы то ни было тяжесть – у него на то подчиненные имеются, герр гауптман сам таскать не будет, разве что в экстраординарных случаях...