— О, Лем, привет! У вас есть вода?

— Нет, — ответил Искин.

— Проклятье. Это диверсия.

— Это изношенные коммуникации. Надо звонить аварийщикам.

— Звонил уже. А ты с кем это? — подведенные синим маркером глаза Сидика окинули взглядом Стеф.

— С девушкой, — сказал Искин.

— Я вижу.

— Спасибо, что видите, — присела в книксене Стеф.

Сидик захохотал.

— Любопытный экземпляр!

— Вы тоже, — не осталась в долгу девчонка.

— Сколько берешь? — подмигнул Сидик.

— Дорого!

— Слушай, у меня скоро пособие будет, дай адресок, где стоишь.

— Ищи в городе.

Сидик снова захохотал.

— Смотри, найду! Марка, две марки? Пять? Сколько?

— Не знаю, — сказала Стеф. — Я расту в цене.

Сидик хотел ответить, но виссер в руке у него замигал, и он поспешно приложил его к щеке.

— Коммунальная служба? Это Сидик Нубубакар… Гроэке-штросс…

Искин, задержав дыхание, продрался сквозь текущие из кухни запахи разогреваемой гуманитарной синтетики.

— Я вас тут клево, — сказала Стеф, следуя за ним.

— Клево — до рейда полиции, — сказал Искин. — Потом не очень.

— Почему?

На лестнице Стеф легко заскакала по ступенькам. Ребенок, господи, сущий ребенок! Шестнадцать — горячо, значит, пятнадцать.

— Потому что здесь куча народу без местных документов. А без документов и отметок санконтроля сразу везут в отстойник на Гретарут-плац, а там уже решают, отправить этапом в один из лагерей для беженцев, где совсем не сахар и четыре самоубийства в месяц, или оставить на попечении санитарной службы, что еще хуже.

— А вас уже ловили?

— Нет. У меня есть документы, — сказал Искин, на всякий случай щупая внутренний карман, где лежал идентификатор.

— Фальшивые?

— Обычные.

Они спустились в холл. Слева открылся небольшой, тускло освещенный зал со столами и стульями, сдвинутыми к стенам. На свободном пространстве на спальных мешках обосновались человек тридцать-сорок. Насколько знал Искин, место стоило пол-марки за ночь. Кто-то уже собирался на выход.

За стойкой регистрации дремал Финн. Большая седеющая голова его склонилась на грудь.

— Зиги, — стукнул по пластику Искин. — Зиги, проснись.

— Я не сплю, — буркнул Финн, выпростал руку из-под коричневого с узором пончо и почесался.

— Дверь нам откроешь?

— Вот, Лем, всегда ты…

Финн зевнул. Рука убралась, чтобы где-то под стойкой нажать кнопку. Разомкнулись и исчезли в стене лапы дверных засовов.

— Спасибо, — сказал Искин.

— Все равно уже к семи.

Искин шагнул было от стойки, но вернулся.

— Мне было что-нибудь?

— Со вчера? — приоткрыл глаз Финн.

— Прости, — смутился Искин. — И дня не прошло.

— Угу. Подожди.

Финн повернулся к полкам за спиной.

Пока он, присев, рылся внизу, Стеф стояла с Искиным рядом, изображая послушную дочь. Искин, впрочем, никогда не позволил бы дочери так одеваться. Юбка слишком короткая, а блузка вроде и серая, но ведь просвечивает, зараза!

И лифчик, извините, нет лифчика, вон он, накручен на пальцы. А уж что говорить о прозрачных трусах!

Лысина на затылке Финна медленно багровела — не привык Финн к партеру, тяжелая, неудобная работа.

— Нет, Лем, — опираясь на стойку, всплыл он. — После тебя еще была доставка, но не тебе.

— Я понял, — кивнул Искин.

— А ты, кажется, с Балем приходила, — обернулся к девчонке Финн.

— Ваш Баль — обманщик, — заявила Стеф.

Финн хмыкнул.

— Вы там не убили его случаем? На пару?

— Нет, досталось как раз мне, — сказал Искин. — История эта долгая, а нам надо идти, Зигфрид, извини.

— Да, — подтвердила Стеф.

Финн коротким жестом обозначил путь к дверям.

— Валяйте.

Подаваясь под ладонью, скрипнули массивные створки. На широком крыльце ветер приветствовал Искина мелким песком. Ударил по правой щеке, подставь левую.

Водители тяжелых крафтвагенов часто срезали маршрут по Гроэке-штросс, вывозя песок с карьеров Весталюдде. Где-то на северо-западе строили то ли реабилитационный, то ли исследовательский центр, вот они и придумали по ночам сворачивать с объездного автобана. Минут двадцать экономии выходило.

Песок с крафтвагенов выдувало на тротуары.