Чернокожий не шевелился, лишь тихо подымалась и опускалась могучая грудь.

— Он не может сегодня сражаться, — сказал Варг.

— Именно сегодня он должен был биться! — начальник стражи не скрывал раздражения. — Как вы могли подраться до такой степени? И из-за кого? Из-за шлюх!

— Бойцы сами решают, какую женщину взять. В этот раз возникли разногласия.

Ивар посмотрел на Варга внимательно.

— Ты знаешь, я бы хотел иметь такого друга, как ты. Иногда мне кажется, что ты мне друг. Здесь что-то не так... Что-то не сходится в вашей истории.

Варг изобразил тень улыбки на лице: не губы раздвинулись, а слегка расслабились мышцы у висков.

— Ивар, друзья встречаются за столом и прогуливаются. То, что у нас случаются доверительные моменты или мы разговариваем ночи напролет, не заменит совместных ужинов и проведенной охоты. Мы по разные стороны решетки. У тебя в кармане ключи от всех замков. А я... я заперт в каменном мешке. И даже когда я могу выйти, на меня обращены пики и мечи. Мы не можем быть друзьями.

Ивар поднял брови и прикрыл веки.

— Я знаю, знаю... Знаю, что рано или поздно ты умрешь. И некому мне будет рассказать про Марту и детей, когда я буду дежурить у вас ночами. И никто мне больше не посоветует такого, как ты. Мне будет не хватать наших разговоров... Мне будет очень тебя жаль...

— И, тем не менее, ты ведь никогда не откроешь дверь и не выпустишь меня? — виски Варга напряглись, и тень улыбки исчезла.

 Ивар не ответил или не успел ответить. Раздался шум марширующего отряда, и в камеру вступили новые латники. На этих были аккуратные чистые камзолы, в руках пики. Их предводитель, пожилой худой мужчина по имени Дивар, с лохматыми бровями и крючковатым носом, быстрым шагом пошел к беседующим. Сидевшие начали подниматься, в их глазах засветилась ненависть.

Предводитель латников остановился, не дойдя до Варга и Ивара нескольких шагов, и обвел глазами полуподвальное помещение, одной стороной подымающееся на арену, а другой уходящее под землю.

— Все получили одежду? Одеты?

— Одеты, но не покормлены, — проворчал Ван, высокий и очень худой гладиатор с могучей шеей и свисающими до подбородка русыми усами.

— Вам, собакам, не положена еда перед боем. Тем более, что многим она не пойдет впрок, — губы командующего скривила злая усмешка. — Есть будут выжившие. Сегодня вам дадут вина.

Только что вошедшие в камеру солдаты опустили пики наперевес и сошлись спинами, как будто опасались нападения заключенных.

— Ты, Ивар, понесешь наказание за то, что произошло, — Дивар с торжеством посмотрел на начальника стражи, тот потупил глаза. — А вы, собаки, больше не получите женщин. Трахайте друг друга и крыс.

Оглянулся на латников, вошедших вместе с ним, ожидая одобрительной реакции на свою шутку. Но лица солдат, увешанных оружием, были напряжены. Никто не любил входить к гладиаторам цирка. К тем, другим, которые содержались на северной стороне города за крепостной стеной — другое дело. Те были пугливы и покорны. А эти отборные бойцы внушали невольный страх, какой вызывают дикие звери, даже находясь в клетке.

— На арену, драаги. К оружию!

Заключенные молча потянулись вереницей к воротам.

 Солнце заливало город, и душный воздух окутывал все вокруг горячим одеялом. Спешившие в цирк люди смеялись и возбужденно разговаривали, со всех сторон слышались шутки и грубые заигрывания мужчин.

Нравы Вандервилля строгостью не отличались. Под холщовыми одеждами собирался пот, и воздух наполнялся запахами человеческих тел, а еще жареной рыбы, которую готовили и продавали на каждом углу.

Цирк быстро заполнялся людьми. Первые ряды занимали мужчины посильнее. Женщины и дети садились ближе к выходу, чтобы в случае давки или вспышки ярости толпы можно было быстро уйти. В королевской ложе возникло движение: маленький толстенький человечек в одежде оливкового цвета начал поднимать ткань, драпирующую кресла, и закреплять ее так, чтобы солнце не беспокоило членов правящей семьи. К нему подошел латник, оглянулся вокруг — начали прибывать знатные персоны. Они рассаживались целыми семьями. Ежемесячная битва гладиаторов завершалась танцами и угощением. Выкатывали огромные бочки с дешевым пурпурным вином для народа, а знать собиралась во дворце, где обед плавно переходил в ужин, а последний заканчивался балом.

Солнце блеснуло в прорези бойницы, отбрасывающей тень на королевскую ложу, но драпировки были уже закреплены. Толстячок в оливковом камзоле устал и вспотел. Его жирный подбородок и брыли колыхались под шевелящимися пухлыми губами, а большая свисающая родинка над верхней губой покраснела. Он еще раз обвел глазами ложу — все приготовления были завершены, и вытер лоб засаленным платком.

— У меня все готово.

Человечек спрятал платок в карман, сложил в маленький сундучок необходимые для крепления ткани инструменты и, низко поклонившись кому-то в темноту коридора, ретировался. Вошел начальник королевской стражи, очень худой рыцарь с большими залысинами и глазами навыкате. Начал оглядывать все вокруг, внимательно всматриваясь в лица: незнакомых нет... Его взгляд остановился на занявшем место сразу под королевской ложей высоком мужчине в шлеме с опущенным забралом. Рыцарь кашлянул и окликнул его по имени: «Граф Бен». Воин внизу повернулся и снял головной убор. Сидевшие поблизости невольно притихли и отвернули головы, на трибунах же, наоборот, пронесся шум, и все взгляды устремились на него.