— Остынь, Мира. Мой дом оказался его домом, на самом деле. Это сын старой Ульвы.

Подруга ахнула, округлив темно-серые глаза, и тут же прикрыв рот рукой.

— Не может быть! Как это…

— Да вот так.

— Но как же… Ох, Создатель, быть этого не может! Ульвин сын был красавчик — как сейчас его помню! Я тогда совсем еще девчонкой сопливой была, когда он из деревни ушел… Не может ведь этот… этот…

— Может, — мрачно подтвердила я. — Это он и есть. Заматерел, видать, на королевских-то харчах.

Мира хмыкнула.

— На королевских? Как бы не так.

— Разве нет? — я непонимающе вскинула брови. — Он ведь служил королевским гвардейцем.

— Служил, пока не дезертировал, — важно сообщила Мира, — пару лет тому назад. Прямо с поля боя и удрал, как есть. Люди зря болтать не станут.

У меня отвисла челюсть.

— Откуда знаешь?

— Да это все знают, — хмыкнула она. — Глашатай тогда приезжал, приказ зачитывал, чтобы выдали его, если домой вернется.

— Ульва мне ничего не говорила…

— Я бы тоже не сказала, — фыркнула Мира. — Это ж ее сын.

— И ты тоже ничего не говорила! — упрекнула я подругу.

— А зачем? — она пожала плечами. — Это и так все знали. Что толку об этом болтать? А ты с Ульвой жила, вот я и помалкивала. Вдруг ты ей проболтаешься, а она меня возьмет и заколдует! — Мира хихикнула и присела за столик у камина, вытянув над огнем щипцы для завивки.

Я задумалась. Вот значит, как. В девиц сапогами швыряться и мечом перед их носом размахивать — так нашему бойцу равных не сыщешь. А как дело коснулось настоящего боя — так и пятками засверкал.

— Значит, его теперь выдадут? И казнят? — несмотря ни на что, почему-то мне стало его жаль. Теперь ясно, почему он нашего лорда боялся.

— Вот уж не знаю, — Мира явно огорчилась, тщательно наматывая на щипцы длинный локон. — Надеюсь, его не казнят прежде чем его денежки станут моими.

— Вот дела… — опечалилась я. Но любопытство, разбиравшее меня со вчера, тут же перевесило печаль: — А почему его ублюдком зовут?

— Так ублюдок и есть. Безотцовщина. Ульва-то и замужем никогда не была, ты разве не знала?

— Но как же? — растерялась я. — Ведь она говорила, что отец Энги — славный воин…

— Ну, может и был он славным, того я не знаю, — Мира пожала плечами. — Говорят, в то время жаркие бои шли в приграничных землях. Многих женщин тогда солдаты попортили, и свои, и чужие, вот и Ульве досталось. Кто б ее защитил? Она-то ведь одна жила в своем лесу… Не пойму я ее только: ведь могла тогда ублюдка своего вытравить, не узнал бы никто. А она его взяла и родила.

— Чудеса… — выдохнула я потрясенно. — Мира… Если он придет к тебе сегодня, ты уж не перечь ему, ладно? И не зови его ублюдком — не ровен час пришибет.

— Ты учить меня будешь, как с мужиками ладить? — снисходительно фыркнула Мира, накручивая на горячие щипцы очередной локон. Несколько красивых, ровных кудряшек уже свисали с одной стороны ее головы. — Без тебя разберусь.

— Ты траву пила?

— Успею.

— Не пропускай, смотри.

Мира недовольно засопела: больше всего не любила, когда я начинала ее поучать. За это и звала меня старой бабкой.

— Ладно, я пойду.

— Придешь завтра?

— Попробую.

— У тебя остался еще красноцвет? У меня закончился — нечем губы намазать.

Красноцвет — большая редкость в наших лесах, но если мне попадается, я собираю его для Миры: она жуть как любит карминовый оттенок на губах.

— Принесу, — пообещала я и поспешила назад. — Ну, бывай.

Домой почти бежала: замешкалась я все-таки с Мирой, начало стремительно темнеть. А оглоед мой наверняка потребует ужин и снова будет недоволен, что мяса нет. Вот что мне с ним делать?

Но я ошибалась. Тура застала во дворе: он откуда-то приволок огромный толстый дуб и теперь рубил его на поленья, закатав до локтей рукава нижней рубахи. У стены сарая аккуратной горкой высилась свежая поленница. Я чуть рот не открыла от удивления. Волосы он связал у затылка черной лентой, по столичной моде: не раз видела такие прически у королевских гвардейцев. Несколько прядей уже успели выбиться из узла и прилипли к вспотевшему лицу. Завидев меня, он смахнул их со лба и недобро сверкнул болотными глазами.

— Что так долго?

— Прости, — о Мире говорить не хотелось. — Уже проголодался? Я сейчас быстро что-нибудь приготовлю.

— Ишь ты, выучилась, — довольно усмехнулся он и оперся на толстое топорище, уткнув лезвие в мощный пень. — Не суетись: ужинать дома не буду, в трактир пойду.

К Мире, догадалась я.

— Все равно у тебя жрать толком нечего, — не преминул поддеть меня Тур.

— Как изволишь, хозяин.

— Так и изволю. А ты пока приберись там. Да одежду мою почини.