Шрифт:
Сквозь дверной проем, показавшийся вдруг странно узким, ввалилась огромная фигура, металлический лязг доспехов непривычно резанул уши. Следом за гостем в харчевню ворвался вихрь морозного воздуха, донося со двора жалобное ржание. Наши-то мужики по деревне на лошадях не разъезжают, значит, нездешнего всадника к нам занесло.
Ирах так и замер с открытым ртом, уставившись на вошедшего. Да и мне стало любопытно поглазеть на чужака. Длинные лохмы словно припали дорожной пылью: невозможно было определить, какого они цвета. Злые темные глаза поблескивали из-под нахмуренных бровей, под высокими скулами темнели запавшие небритые щеки, губы дергались в кривой усмешке. Росту он был немалого, хоть и сгибался под весом ноши; ширины плечам добавляла помятая броня, из-под которой виднелась прохудившаяся кольчуга — диковинное зрелище для мирных крестьян вроде нас; а болтавшийся в ножнах меч, кои считались в нашей деревне бесполезной блажью, заставлял взирать на него с опасением.
За спиной чужака угадывался тяжелый груз, который тот волочил на коротком копье, перекинутом через широкое плечо. Странный гость остановился посреди харчевни, разогнулся, разом став еще массивней и выше, и сбросил на пол привязанную к древку тушу огромного волка. Я в ужасе ахнула, но тут же прикрыла ладонью рот.
— Так-так… — тишину в трактире, пронизываемую лишь далеким воем, первым нарушил Ирах. — Ты что тут забыл?
— Домой пришел, — рявкнул чужак и враждебно зыркнул на трактирщика из-под нависших надо лбом спутанных волос. — Имею право.
— Право?! — кузнец Хакон, поигрывая могучими плечами, угрожающе привстал со своей лавки. — Какое такое право, ублюдок? Нет у тебя никаких прав, ты их все продал за шкуру свою поганую!
— Заткни свою вонючую пасть, сопляк, или это сделаю я, — зарычал незнакомец и шагнул в сторону Хакона.
Я ничего не понимала. Человека, принесшего мертвого волка, я видела впервые в жизни, но завсегдатаям харчевни он был явно знаком. Стало быть, чужак вовсе и не чужак, а один из тех, кто покинул деревню больше пяти лет назад?
Тем временем Хакон вышел из-за стола и положил огромную жилистую ладонь на рукоять длинного ножа, который выковал сам и всюду таскал с собою, словно был не кузнецом, а взаправдашним воином.
— Проваливай туда, откуда явился, трусливая шавка!
— Сейчас поглядим, кто из нас трусливая шавка! — еще ближе шагнул к нему здоровяк, массивностью не уступающий кузнецу, а ростом даже слегка превосходящий его.
Словно две горы наступали одна на другую.
Хакон скривил рот и презрительно сплюнул под ноги чужаку; плевок попал в аккурат на дырявый, грязный сапог. Лохматый глухо зарычал и молниеносно выбросил ручищу вперед, схватив обидчика за горло.
— А теперь ты это слижешь, недоносок, если хочешь жить! — пророкотал жуткий, звериный голос.
Хакон захрипел, сверкнула сталь — и чужак перехватил свободной рукой кулак кузнеца с зажатым ножом. Тот не сдавался: хрипя и шипя, одной рукой отдирал сомкнутую на горле пятерню в латной перчатке, на другой руке вздулись жилы под ветхой рубахой: борьба за нож еще не была проиграна. Руна охнула и отпрянула от сцепившихся противников, остальные посетители повскакивали со своих мест, опрокидывая лавки.
— Эй, эй, проваливайте оба! — подал голос трактирщик, выбегая из-за стойки и взволнованно переводя взгляд с одного на другого. — Не позволю мое имущество портить!
— Держи ублюдка!
— Бей его!
Односельчане ринулись на помощь своему собрату. Лишь я не смотрела на них: опустила взгляд на мохнатую тушу и присела рядом. На глаза навернулись слезы: я узнала его. Вожак стаи, самый крупный и матерый зверь. Так вот по кому так скорбно выли волки! Рука невольно опустилась на серый загривок, погладила холодную влажную шерсть. Сердце заныло в груди, в носу защипало.
Живая душа… теперь мертвая.
Мужики всей гурьбой повисли на чужаке: Ланвэ и подмастерье Брун заломили ему за спину руки, не позволяя дотянуться до меча; братья Ридды, гончар и сапожник, подсекли ноги, вынуждая пленника упасть на колени; старики Гилль и Огнед вцепились ему в длинные сальные волосы, заставляя запрокинуть голову; Хакон что есть силы бил его кулаками в лицо. Поверженный латник рычал и дергался, изрыгая проклятия, пока громкую суматоху не прорезал зычный голос трактирщика:
— Тихо все!!! Прекратите сейчас же, не то больше никому в долг не налью!
Он сильно толкнул в плечо разбушевавшегося Хакона, который никак не хотел прекратить избиение.
— Сядь-ка, парень, да выдохни! — прикрикнул на него Ирах. — Сейчас разберемся, что тут к чему.
Хакон набычился и потер багровый синяк на скуле, однако трактирщика послушал и отступил назад, не переставая сверлить противника взглядом.
— Ты зачем явился? — надвинулся на все еще дергающегося верзилу Ирах.