Шрифт:
– Я нанял детектива, и он обнаружил эту писульку дома у Ольги, в ее письменном столе. Готовую к подписи второй стороной. В трех экземплярах.
Так вот оно что…
– Почему нельзя было просто показать это матери?
– Потому что Ольга заслуживала публичной порки, а не отстранения по-тихому– жестко сказал он. – Я специально устроил все так, чтобы ее поведение в пьяном виде увидели все те, кто имеет отношение к моей семье и моему кругу друзей. Чтобы эта женщина навсегда пропала с моего горизонта.
Ошеломленная, я опустилась на стул. Вот что Знаменский расследовал всю эту неделю – отчего был так отвлечен и уделял мне так мало внимания… Что ж… Цель, действительно, оправдывала средства.
Только вот почему-то понимание этого не приносило мне облегчение. На душе было все так же противно и пакостно.
– Мне очень жаль, - помолчав, сказал он.
И почему-то это меня добило – ни «извини», «прости меня», а просто «очень жаль» - эдакая завуалированная констатация факта, что, если бы надо было, он сделал бы это еще раз. А еще я вспомнила, что так говорят, когда кто-то умер – на похоронах или поминках.
Это мы умерли, поняла вдруг я – именно сейчас, в эту самую секунду. Мы умерли, и ему «очень жаль».
– А мне нет, - процедила я, чуть ни трясясь от непреодолимого желания добить труп.
Знаменский резко вздернул на меня голову.
– Я сказала, что мне не жаль, - повторила я в ответ на его непонимающий взгляд. Слова отскакивали от меня, точно упругие, резиновые мячики.
– Я даже рада, что ты… что вы показали, какой вы есть.
Его зрачки расширились.
– Снова «вы», значит?
Не знаю, что мне дало силы выдержать его взгляд, но я его выдержала. Не разревелась, не отвернулась, не моргнула даже.
– А что? По-моему, вы довольно четко дали мне понять, что я вам никто. Впрочем, это произошло бы в любом случае.
– Что ты несешь, Семёнова?
– А то и несу, - подбоченившись, я встала перед ним в той же позе, что и его бывшая. – Вы ведь и сами знаете, что я вам не пара. И никогда бы ей не стала. Наигрались бы вон как со своей бывшей, а потом пинка под зад…
– Она мне изменяла! – прорычал он, явно на взводе.
– А я б может тоже изменяла! – завелась в ответ я. – Вона сколько на меня желающих! Бери не хочу, таксисты и то проходу не дают!
– Таксисты? – Знаменский угрожающе сузил глаза.
– Таксисты! В самый раз мне, деревенщине – таксисты да механики, а то и сразу несколько заведу, от меня не убудет…
Болезненная гримаса перекосила его лицо. Играя желваками, он резко поднял открытой ладонью руку, размахнулся… а потом сжал руку в кулак и сильно ударил в дверь шкафа за моей головой.
Он чуть не дал мне пощечину, оторопело поняла я и даже зажмурилась на мгновение, не в состоянии поверить. Он чуть не влепил мне чертову пощечину…
– Шлюха…
Резко отстранившись, Знаменский отшвырнул с дороги стул и вышел из комнаты…
– Не уходи, не уходи… - скороговоркой зашептала я – почти беззвучно, зная, что меня не услышат. Плевать на то, что он замахнулся на меня… пусть только вернется… пусть вернется…
В прихожей громко хлопнула дверь, и я подпрыгнула от этого финального грохота.
Вот теперь точно все.
Опустившись на пол, почти с облегчением разрыдалась – как хорошо, что можно перестать играть хладнокровную суку…
– Дура, господи, какая дура… - рыдала я, закрыв лицо руками и раскачиваясь, точно в трансе.
Сквозь всхлипывания вдруг услышала, как в снова хлопнула дверь – уже не так громко – наверняка, кто-то из соседей пришел…
Сильные руки вдруг подхватили меня, дернули за подмышки, заставляя встать, вжимая в родной, любимый запах – да так сильно, что вдыхать его стало невозможно…
– Прости меня… - услышала я горячий, быстрый шепот не то в шею, не то в ухо.
– Девочка моя… пожалуйста, прости…
Глава 22
Это было безумие. Настоящее, стопроцентное безумие.
Обиды, оскорбления – все потерялось где-то в прошлом, все стало пустым и неважным. Остался только он – мой мужчина. Его руки, запах, его жадные губы… А еще голос – вездесущий, бархатный, шепчущий горячие непотребности, от которых мои колени превращались в податливый кисель...