Шрифт:
Знаменский повертел головой вправо-влево и решительно направился к единственному свободному от людей отрезку – между двумя широко распахнутыми дверьми в залы.
– В общем… – начал он, сжав пальцами переносицу. – Извини, что так получилось… Я не хотел…
– Не-нет! Я все понимаю… понимаю, что ты… что все это… – я беспомощно заморгала, не зная, как выразить то, что хотела сказать.
Он кивнул.
– Я рад, что ты не обиделась.
Я поморгала еще немного – уже борясь со слезами. Виктор заметил.
– Что? Совсем нехорошо получилось?
В отчаянии замотав головой, я схватила его за руку.
– Да нет, что ты, все нормально… Гормоны наверное…
– Слушай, если хочешь, я…
– Кстати о гомонах! – перебив его, вспомнила я – весьма кстати, потом что рыдания уже стояли в горле. – Ты не забыл про таблетку?
– Не забыл… – медленно проговорил он, доставая что-то из внутреннего кармана пиджака – тем же жестом, что доставал недавно кольцо. – Но знаешь… я подумал, может… и так пронесет…
– Нет-нет-нет! Ни в коем случае! Мы не можем так рисковать! – истерически запричитала я, выхватывая у него из рук маленькую, белую коробочку.
И уронила ее на пол балкона. Присела на корточки, чтобы поднять… и тут не выдержала. Разрыдалась прямо там, скрючившись и обняв руками колени.
– О, господи… – вздохнув, Знаменский присел рядом. – Никогда бы не подумал, что ты такая ранимая душа. Ну, хочешь все повторим в более романтической обстановке… Я снова подарю тебе кольцо, а ты сделаешь вид, что удивилась, восхитилась, и бросишься мне на шею. Хочешь, могу даже другое подарить… Хотя это довольно дорогое, и назад его не примут.
Что-то дзынькнуло в моем мозгу – тонко и звонкое, как струна.
Я подняла голову.
– Что?
– Что «что»? – нахмурился Знаменский. – Какую именно часть ты не поняла?
Медленно, хватаясь за перила балкона, я встала.
– Зачем ты хочешь… все повторить?
Он тоже поднялся на ноги.
– Затем, что мне легче повторить, чем выслушивать всю свою оставшуюся жизнь, как неромантично я сделал тебе предложение.
«Предложение», «предложение»… - кружась, завертелось в голове, перемешивая мысли и чувства, взбивая их в густую, пенистую кашу.
Стоп.
– Так ты… на самом деле сделал мне предложение? – прошептала я, внезапно осознав невероятное.
Он уставился на меня так, будто у меня выросли рога. Потом протянул руку и потрогал мой лоб.
– С тобой все в порядке, милая? Температуры вроде нет…
Я прикусила губу, осознав еще кое-что – как только он поймет, как плохо я могла о нем подумать, будет скандал.
– Ох, дура… – прошептал вдруг он, и я зажмурилась.
Начинается.
– Пойду-ка я… погуляю где-нибудь… – растерянно сказал он, отвернулся и пошел в сторону одной из дверей.
– А что я должна была подумать?! – закричала я ему вслед, пугая людей.
Он вернулся – с горящими от злости глазами.
– Все, что угодно, только не то, что я делаю тебе фиктивное предложение, чтобы впечатлить инвесторов! Что я тебе сделал, чтобы ты была обо мне такого низкого мнения?
– Спроси лучше, чего ты не сделал?!
– И чего же я не сделал?! Кроме того, что просыпаюсь с тобой каждое утро в одной постели, живу тобой, дышу тобой и хочу, чтобы ты была только моей и ничьей больше?
Я захлебнулась слезами – уже не понимая от счастья или от обиды.
– Вот этого! Ты никогда! Не говорил мне! Этого!
Наступила неожиданная тишина – музыка не в счет.
– Наверное, ты права… – медленно, после долго паузы, проговорил Знаменский. – Но знаешь… Мне трудно дается… точная формулировка. Давай, я лучше сделаю кое-что. Вместо болтовни.
И, забрав у меня бокал, он, не глядя, вылил его содержимое за балкон.
Потом отставил бокал в сторону и забрал коробочку с таблеткой. Повертел в руках, разглядывая, будто пытался прочитать инструкции. И, так же, не глядя, выкинул за перила балкона.
– --------------------------------------------------------------------
[1] Афтерпарти - Вечеринка после вечеринки
Глава 27
Всю оставшуюся вечеринку я ходила, как в тумане – будто пьяная, хоть и не пила больше ничего. Вернулись мы с балкона, держась за руки, еле сдерживаясь, чтоб не наброситься друг на друга. Танцевали так, что мне пришлось снять туфли, хоть они и были достаточно удобные.
Потом, когда устали, забрались за самый дальний столик и целовались – пока не поняли, что нужно немедленно ехать домой.