– Я в норме, – огрызнулся я. – Ч-что происходит? Калипсо, ты что, уже поправилась?

– Вообще-то ты пролежал в отключке несколько часов, – она подняла руку, которая еще недавно была сломана, а теперь выглядела вполне здоровой, и пошевелила пальцами. – Но да. По части целительства Эмми может бросить вызов самому Аполлону.

– Обязательно было это говорить? – проворчал я. – Значит, я мучился тут несколько часов, а никто из вас и не заметил?

Лео пожал плечами:

– Заболтались на профессиональные темы. Может, мы бы так и не заметили, что с тобой, но тут кое-кто хочет с тобой поговорить.

– Угу, – подтвердила Калипсо, встревоженно глядя на меня. – Он очень настаивал.

Она указала на окно-розетку. Сначала я подумал, что у меня в глазах мелькают оранжевые пятна. Затем видение начало приближаться. Наш друг Агамед, безголовый призрак, вернулся.

Призрак подплыл к нам. Конечно, понять, в каком он настроении, без головы было сложно, но мне он показался взволнованным. Он указал на меня, а затем выдал какие-то непонятные мне жесты: замахал кулаками, сцепил пальцы и сложил руки «чашкой», словно держал какой-то шар. Наконец он замер у противоположного края кофейного столика.

– Ты чего, Сырок? – спросил Лео.

– Сырок?! – хохотнула Джозефина.

– Ну, он ведь оранжевый, – объяснил Лео. – Кстати, почему? И почему он без головы?

– Лео, – одернула его Калипсо.

– А что, уже и спросить нельзя?

Эмми посмотрела на то, как призрак машет руками, и сказала:

– Никогда не видела, чтобы он так волновался. Он светится оранжевым, потому что… Да я и сама не знаю почему. А что до головы…

– Его брат отрезал ему голову, – вставил я. В темных глубинах моей человеческой памяти забрезжило какое-то воспоминание, хотя подробности ухватить мне не удалось. – Агамед был братом Трофония, духа Темного оракула. Он… – почему-то воспоминание об этом наполнило меня чувством вины, но, что было тому причиной, я понять не мог.

Все уставились на меня.

– Что-что сделал его брат?! – переспросила Калипсо.

– Откуда ты знаешь? – удивилась Эмми.

Мне было нечего ответить. Я и сам не понимал, откуда в моей голове взялось это знание. Но призрак указал на меня, словно хотел сказать «Чувак знает что к чему», или, возможно (и это тревожило меня куда сильнее) его жест значил «Это ты виноват!». А потом он снова сложил руки так, будто держал шар.

– Он просит магический шар, – поняла Джозефина. – Я сейчас, – сказала она и побежала в мастерскую.

– Магический шар? – Лео, на комбинезоне которого значилось «ДЖОРДЖИ», улыбнулся Эмми. – Она ведь пошутила?

– Да нет, она убийственно серьезна, – ответила Эмми. – Э-э… так сказать. Давайте сядем.

Калипсо и Эмми заняли кресла. Лео плюхнулся на диван рядом со мной, весело подпрыгивая на пружинах, и я снова с тоской подумал о Мэг Маккаффри. Пока мы ждали Джозефину, я постарался выцедить из памяти хоть каплю сведений об этом призраке, Агамеде. С чего бы Трофонию отрезать голову брату, и почему я чувствую себя таким виноватым? Но ничего не вышло – я ощутил лишь какую-то неловкость да почувствовал, что, хотя у него и не было глаз, Агамед сейчас смотрит именно на меня.

Наконец вернулась Джози. В одной руке у нее был черный пластмассовый шар величиной с медовую дыню. На боку шара был нарисован белый круг с восьмеркой в середине.

– Обожаю эти штуки! – воскликнул Лео. – Я их не видел уже лет сто.

Я бросил грозный взгляд на шар, опасаясь, что это бомба – иначе с чего бы Лео так радоваться?

– Зачем он нужен?

– Ты шутишь?! – изумился Лео. – Это ж магический шар, чувак. У него можно спросить о будущем.

– Ерунда, – отрезал я. – Я бог прорицаний, мне известны все виды гаданий, но я никогда не слышал ни о каком магическом шаре.

Калипсо наклонилась вперед:

– Я тоже не знаю такого волшебства. Как это работает?

Джозефина улыбнулась:

– Ну, вообще это была игрушка. Его нужно потрясти, и в этом маленьком окошке внизу всплывет ответ. Но я немного его усовершенствовала. Иногда магический шар улавливает мысли Агамеда, и мы можем их прочесть.

– Иногда? – переспросил Лео.

– Примерно в тридцати процентах случаев, – пожала плечами Джозефина. – Это лучшее, чего я смогла добиться.

Я по-прежнему не понимал, о чем она говорит. Магический шар показался мне весьма сомнительным способом гадания, скорее одной из Гермесовых азартных игр, чем оракулом, достойным моей особы.

– Может, будет быстрее, если Агамед просто напишет то, что хочет сказать? – предложил я.

Эмми бросила на меня предупреждающий взгляд:

– Агамед не умеет писать. И это для него больной вопрос.

Призрак повернулся ко мне. Его аура стала цвета кровавого апельсина.

– А-а… – протянул я. – А что насчет жестов?

– Его жестового языка мы не понимаем, – ответила Джо. – Мы пытались научиться с тех самых пор, как семь лет назад Агамед появился у нас. Но магический шар – наш лучший способ общения. Лови, дружище! – Она бросила ему шар.