— Нет, не попутал — это газ! И нет никаких дгуганов — это два! Ты как его воспитал? Кем ты его воспитал, Талька?! — одновременно сжал губы и кулаки Орлан. — Он умеет только указки получать, а сам мозгой думать-то не обучен! — он постучал себе по лбу, — и башка у него, чтобы в неё алкашку вливать, а не гешения принимать — слуга нагодов какой-то! Почему ты не обучил моего сына, как следует, Талька, а?! За десять лет не обучил! Почему? Во что ты пагня пгевгатил?! — гневно закончил он. — Кем он стал, благодагя твоей науке?! Фуфелом?

Слава тяжело отдышался, смиряя гнев.

— Вот ещё и поэтому, вот поэтому мы тепегь уже точно никогда не станем обгатно дгузьями, ты сам это понимаешь. Ты специально это сделал, Аттал? Ты это сделал специально! Пгевгатил моего сына в говно! Я говогил недавно слова, что частенько назад пути не бывает. Быть может, ты невнимательно слушал мой тост…

— Наоборот, сват. Я очень внимательно выслушал тебя, — изменил направление разговора Аттал, повернулся в профиль и продолжил сквозь презрительно сжавшиеся губы, — и понял, что ты нехороший человек. Ты опозорил Кольку при всех! И Алиску тоже! Ты опозорил своих же перед чужими!

— Я опозогил? Это Колька перед всеми обосгался! Символично, что мы об этом говогим именно в согтитге, ты не находишь? Да и Алиска твоя тоже хороша!

— А с ней-то, что не так? — зашёлся Аттал.

— Как что? Она сначала жагилась с Доктогом на пляжах Фгакийки и тут же вышла замуж за Кольку. Тебе самому-то не смешно?

— Ты сам на это согласился и подписался, что так оно и будет!

— Тепегь уже не будет. Всё изменилось! Он не сможет быть хозяином, мы оба это понимаем! То есть условия, на котогые мы изначально договогились — нагушены.

— Орлан! Очнись! — вскипев, прыснул паром злости Аттал. — Ты кидаешь сына в трудную минуту?! Это перебор, Славка! Это не по-людски! Ты косячишь, как блудень…* (поступаешь очень плохо…)

— Мне кажется, Талька, — перебил его Орлан, — у нас с тобой газличные тгактовки того, что хогошо, а что плохо. Мне кажется, что впгягаться за фуфлогона — стгёмно. Я думаю, что и Ильсид меня поддержит.

— Щас-ко! Сейчас хер тебя Ильсид поддержит, если что. Можешь даже к нему не соваться после всего произошедшего. Ты его тогда на Совете, как будто по печени ударил, когда подписался на моё предложение.

— Да уж, тут вы меня загнали в угол, — дёрнулся и изменился в лице Орлан. — Но из каждого тупика есть выход, ты это знаешь.

— Славка, давай без лирики. Подведём, э-э-э, этот, как его?

— Итог.

— Да, подведём итог. Так что, ты с нами будешь держать полис или срываешься?

— Нет, Талька. Не сгываюсь. Я пгосто отклоняю ваше любезное пгедложение.

— То есть ты не будешь оставаться в Ганзе? — с волнением спросил Аттал.

— Нет, Аттал, не буду. — Слава цокнул языком. — Двигайтесь сами.

— Я правильно понимаю, что ты отказываешься от прав?

— Пгавильно. А значит, и от обязанностей тоже.

— Откуда такой пессимизм, Славяныч?

— Эта идея обгечена на неудачу!

— Ты не веришь в сына?

— Хм. Нет, не вегю.

— Ну а вдруг?

— Увидим.

Аттал уничижающе оглядел Орлана и, отщёлкнув шпингалет, молча вышел из туалета. У порога он повернулся и замер, как будто желая ещё что-то сказать, но, не решившись, с шумом захлопнул за собой дверь. По-видимому, добавить было нечего.

*

— Что я ещё хочу добавить, — произносила в это время Луиза, стоя с бокалом в руке и завершая свой праздничный тост. Алиса и Колян глядели на неё с застывшими улыбками, как это принято у женихов с невестами, принимающими бесчисленные поздравления. Луиза откинула вьющиеся локоны и внимательно оглядела всех своими миндалевидными глазами с поволокой:

— Я скажу вам, молодые люди, что важнее всего в жизни любовь. Впрочем, эту банальную вещь вы и сами знаете. А вот как объяснить, что такое любовь и возможно ли описать её словами? — Луиза пожала плечами, шесть экранов над головами повторили за ней, а в дюжине колонок прозвучало. — Думаю, нет, ведь у всех она разная. Например, для меня любить — означает создавать семейный очаг и уют, быть самым близким человеком для родных мне людей и находиться рядом в трудную минуту, так ведь, моя дорогая? — повернулась она к Алисе.

Та быстро закивала, поморгав, а Луиза мягко продолжила.

— А чтобы это объяснить наглядно, я бы хотела, чтобы к моему пожеланию присоединились и другие гости, — она обернулась в захмелевший зал. Расскажите мне и невесте с женихом, конечно же, что это чувство значит для вас. Вот ты, свидетель Тяпа, — Луиза поглядела на захмелевшего друга Кащея, — скажи, что такое любовь?

Все на свадьбе знали, кто такой Аттал. Почти все понимали, кто такая Луиза и что отказывать ей в просьбе не стоит. Поэтому Тяпа начал судорожно включать мозги: