— А если он начнёт воровать? — спросил заинтересованный Доктор, за долгие годы жизни впервые услыхавший о такой схеме.

— Кто? — не понял Валера.

— Хозяин, — неуверенно произнес Саша, а Валера захохотал.

— Доктор, ты чё?! У кого воровать-то? У себя самого, что ли? Ты из своего дома потащишь вещи? Нет! Ну вот. А Аттал к тому же очень хороший хозяин, поэтому полис и процветает!

— Ну, а вдруг, — не унимался Саша. — А если наворует, да сбежит за границу? Что тогда?

— Все продумано, не волнуйся! — показал пятерню Валера. — Обратного пути нет. Иначе случится… — замялся Берет, видимо, не желая болтать больше, чем нужно.

— А что случится-то? — всё же крутил сверло вопроса молодой человек. — Между нами, конечно! Слово чести!

— Что-что? — недовольно произнёс Берет. — Тогда жизнь твоя не будет стоить даже ломаного гроша, а Исполнитель нарисует тебе на лбу три дырочки калибра семь, шестьдесят два.

— Какой ещё исполнитель?

— Исполнитель! Погоняло* (прозвище) такое. Что не понятного-то? Человек, который убирает оступившихся людей.

— Не понял, убивает, что ли?

— Убирает. Оступившихся. Людей. — взвешивая каждое слово, внятно произнёс Берет. — Мы все тут ходим в двух шагах от ямы. Поэтому тот, кто оступается, иногда в неё падает. Короче, смотри, — Валера залез за ворот футболки и вытащил половинку медной монетки, висящую на кожаном ремешке. — Это ломаный грош, и его можно положить на один глаз. Тот, кто получит вторую такую монету, имеет уже две монеты, чтобы передать их Харону и отправиться в вечность. И с тех пор такой человек должен будет очень и очень, очень и очень чётко думать, что каждую в текущую секунду говорит и делает, потому что после второго предупреждения жизнь человека не будет стоить даже такого ломаного гроша. И тот, кто это не поймёт даже со второго раза, однажды может проснуться мёртвым, с тремя огнестрелами в затылке, в закрытой изнутри на окна и двери комнате. Такое уже бывало — несчастный случай, — задумчиво высказался Валера и странно поглядел на Алекса. — А украсть полисные рублы и сбежать — это безо всяких предупреждений верная смерть. От Исполнителя не скрыться, пробовали уже.

— Значит, у тебя есть первое предупреждение? — разглядывал разломанную напополам монету Саша, в то время как Берет, не отрывая глаз, следил за ним.

— Да, Саня, есть, — перевёл взгляд и наигранно ухмыльнулся Берет, бережно спрятав грош за ворот. — У Каспера Вуйчика, царствие ему небесное, был ломаный, а у Симона, по-моему, нет. У Вити Комара тоже не было грошей. Вроде косячит, орёт на всех… орал, вернее, а всё с рук сходило. Значит, по-крупному не косорезил* (не совершал серьёзных проступков).

— А ты за что получил ломаный грош?

Валера сморщился, вспоминая, и ответил очень неохотно:

— Я поступил, как тебе сказать, не по понятиям, то есть не совсем по понятиям. Я… я…. — он помолчал, глубоко вздохнул, потёр руками нос и неуверенно продолжил, — Я криво поступил, понимаешь? Не подставил, но что-то вроде этого, — тут голос его скакнул вверх. — Но до этого, браток, предали меня, обманули, причём очень сильно! А вместо извинений я получил такое предложение, что послал на хер своего прежнего босса. Короче, тогда я решился… на один шаг, не буду говорить какой. Не буду, уймись! Но, чтоб ты понимал, я за этот проступок получил всего один грош — вот этот, а Слава-то Аетин — два.

— Два? Слава Аетин? А кто это? — уточнил Саша.

— Кто такой Слава Орлан? — выпучил глаза Валера. — Ты что, из деревни вообще? Это хозяин Элама, хотя, наверное, откуда тебе знать?

— Погоди. — Александр выпрямился. — У Ахеи есть хозяин — Аттал Иванович. И у Элама хозяин — Слава Аетин, как ты говоришь. В Ганзе были Вуйчики. И у Альбиона, наверное… Послушай, Валера! — вдруг пронеслась мысль у Доктора. — Так значит, что и у Аквилеи есть хозяин?

В ответ Берет расхохотался, а затем внезапно раскашлялся:

— Конечно есть!

— Это Микеле Морозини? — спросил Саша, уже предчувствуя утвердительный ответ, но был разочарован.

— Да нет, Мишка Морозов, он так — дож Аквилеи, просто официальное лицо, — Берет презрительно махнул рукой, — А над ним… — тут Берет даже протрезвел. — Хотя, постой… что-то я разболтался, язык у пьяного вперёд разума бежит, так у нас говорят. Короче, пойду-ка я, браток, на боковую, — внезапно прервал он разговор и, покашливая, направился в свою комнату в доме хозяина.

**

На дворе ещё моросило, но уже по убывающей. Крупные капли медленно падали на деревянные тропинки-гати, покрытые антискользящим покрытием. Сначала заискрились камни фасада, когда дождь почти успокоился, и стало проглядывать солнышко, а потом заблестели мокрые светло-серые бревенчатые стены дома, и засверкали кованые стальные уголки на крыше. Двор расцвёл, вдали словно отряхивалась от лучиков красавица баня, такого же, как и дом, необычного серого цвета. В воздухе запахло неповторимой лесной свежестью, и, словно по волшебству, на улицу выпорхнула темнокожая Луиза в расшитом цветочками русском крестьянском платье выше колена. Она распахнула объятия и обняла весь мир, такою навсегда и оставшись в памяти Саши.