Шрифт:
– Лошадь из общей конюшни, – бармен хотел звучать шикарно. – Уже на подходе, – и вновь скрылся в подсобке.
Миша казался озадаченным и продолжал гладить бороду и тупо смотреть на пустой стакан.
– Вы были вместе когда-то?
– Мы дружили, не более того. Я слишком хорошо к ней относился. Она чрезвычайно красивая. О таких говорят – эффектная. Но мне было достаточно всего. А она клюнула на… – парень махнул рукой в сторону скрывшегося бармена. – Не знаю, все на него липнут. Буквально все. Ты знаешь, он мой друг, но эту его черту я дико ненавижу. Мы говорили откровенно, я спрашивал – зачем ему всё это, все они? Почему бы не остановиться? И знаешь, что он мне ответил?
– Пока всех не перетрахает – не остановится?
Миша задорно улыбнулся.
– Именно. Понимаешь, он говнюк и ему нравится смаковать женщин.
– Не переживай сильно. Если она сама захотела так, то пусть будет так.
– Понимаю. Мне просто неприятно.
Он взял в руки свой телефон и подошёл ближе ко мне, локти устроились на стойке.
– Единственная, кто важна мне, живёт сейчас в Старом Осколе.
– Твоя бывшая жена? – наивно предположила я.
Миша рассмеялся.
– Нет, как раз там я был таким же говнюком. Другая. Но мы не списывались два года как.
– Так напиши, если хочешь!
– Что же я ей скажу?
– Что хочешь.
– Спрошу, как дела, – он приободрился.
– Например.
В мгновение лицо моего собеседника преобразилось – Миша походил на школьника. При мне официант переписывался с той девушкой минут сорок. Он не давал уйти, считал – я талисман. Я подыгрывала, отбирала телефон.
– Боже, прекрати! Как ты себя ведёшь!!! – только сейчас заметила, как трясётся его тело. – Ты же весь дрожишь!
– Пойду покурю, только ты никуда не уходи, – он, не понимая, что происходит вокруг, скрылся из виду.
В зале осталась я одна. Хоккейный матч продолжался. Я следила за шайбой. Мне было всё равно, кто выиграет, просто сейчас казалось – эта игра – все, что мне нужно на данный момент. Мне на самом деле так казалось.
Захотелось задать себе честный вопрос – так зачем же я сюда прихожу?
Я не искала личного счастья в стенах бара, скорее, все пыталась понять, люблю ли людей. В зависимости от того, кто появлялся из подсобки, настроение либо поднималось, либо резко падало. Человек, стоящий передо мной, говорил и говорил, часто буквально изливал душу. Я слушала, наполнялась новым содержанием, оно влияло на меня – из бара я уже не могла выйти прежней.
Показались двое. Они неспешно занимали рабочее место.
– Что-нибудь хочешь? – поинтересовался бармен.
Я отрицательно мотнула головой.
– Дай хоть воды налью.
– Значит, ты не гедонист?
– Нет, – Миша улыбнулся.
– Простите, конечно, а кто такой гедонист? Кстати (бармен резко повернулся ко мне) звучит так же, как и слово лапидарный на прошлой неделе: словно пощёчина. Слева – гедонист, справа – лапидарный.
– Тот, кто делает всё ради удовольствия, – отозвался Миша.
– И ты хочешь сказать, что ты не гедонист.
– Именно так и говорю вовсю, – официант медленно поглаживал бороду.
– Но матрас у тебя в комнате есть, да и сама комната имеется. Зачем же ты искал вариант получше, нет? Не так?
Мне поставили стакан воды.
– Это другое.
– Ну объясни.
– Скажем, это база, мне нужен матрас для жизни, а не для удовольствия.
– Извини, но когда ты спишь, тебе приятно, удобно – это ли не гедонизм?
– Отстань, – Миша рассердился.
Я представила, как сегодня он возвращается в коммуналку и выбрасывает матрас.
– Ну а подстригся ты зачем? Не для себя любимого?
– О вас забочусь – не хочу расстраивать, – буркнул Миша.
– В той или иной мере все мы гедонисты.
– Если бы я таковым был, остался бы в Осколе.
А я гедонист? Да.
Мне нравится себя такой ощущать? Вполне.
Всю свою жизнь не отказывала себе в сладком. Моя кровь – поток молочного шоколада, тело – сплошной бисквит. Так как я состою из сладкого, мне постоянно нужна подпитка, мой наркотик, и я активно его ищу. Сегодня бар не мог дать мне большего.
Я встала.
– Спасибо, друзья. До скорого.
Черешня
Четыре часа утра. Двое стоят на улице перед входом в бар. Он курит. Она переминается с ноги на ногу – холодно. Напротив них – Спас-на-Крови, повсюду снежинки. Их место было подсвечено фонарём, свисающим с козырька крыльца. Тускло, но разглядеть лица друг друга можно было, и даже уловить детали некоторых черт.
Вчера на улицу выскочила сумасшедшая голая весна – её ждали, но она оказалась не готова, и когда кто-то донёс на такую шалость, девушка скрылась со сцены, и вернулась представительная зима, успевшая доконать даже детей.