Шрифт:
— Ну ладно, ладно, — милостиво разрешил Лефевр. — Можете идти, господа. Я понимаю, что у вас много дел. Можете считать, что… э-э… этот энцендент был небольшим встрясом. Стрессом, так сказать.
— Вы, конечно, сволочи еще те, — иронически заключил Маккавити, — зато настоящие мужчины. Не побоялись самих нас. Просто молодцы, да и только.
— И хорошо еще, что это была учебная тревога! — добавил Лефевр, улыбаясь. — Милости просим, заходите еще.
Ответ банкира и нефтяника впервые прозвучал дружно и одинаково.
— Ну, теперь можно и день рождения идти отмечать, — промурлыкал Лефевр и потер руки.
— Погоди, — сказал Маккавити. — Там гроза начинается, я пойду кабинет запру, а то сквозняк все бумаги в окно выдует. Без меня начнете — убью! —
Маккавити понесся большими скачками к лифту. В лифте он приплясывал и напевал что-то простое, вроде:
What is up and what is down,Who will buy, and who will sell?Heaven sometimes covers us,But sometimes it is hell.Гром грохотал, багровое солнце погружалось в жуткую дымку. Маккавити заскочил в туалет, проскользнул по кафелю, не переставая напевать, омочил руки в маленьком резервуарчике с жасминной водой, промчался по коридору — эх, как мы щас дернем, как мы сейчас выпьем, да как закусим! — в дембельском настроении влетел в дверь, вертясь, как волчок, и напоследок кинул беглый взгляд на экран установки.
И помертвел.
— Лефе-е-евр! — завопил он оглушительно. — А-а-а!!!
Но Лефевр был внизу, далеко. Набирать телефон было слишком долго. Тогда Маккавити выхватил пистолет и пальнул в датчик сигнализации, висевший на потолке. В коридоре затопали, ворвались, забегали, навалились всем миром.
— Что случилось-то? — спрашивали, вбегая.
— Да на… мать их! — крикнул Маккавити. — Они нашли этого русского, понимаешь? Они за каким-то хреном оба вместе его нашли! Он на самом деле существовал, и вот теперь они его нашли, его и его хреново водяное топливо!
Сирена выла оглушительно. Вбежал и Лефевр, а за ним — начальство; они сразу поняли, в чем дело, и отдали необходимые распоряжения.
— Франческа, падла! — орал Маккавити, выпучивая глаза в ярости. — Ты понимаешь хоть, Лефевр, какая она сука! Она же действительно продалась, ты хоть понимаешь?! Они сговорились… с этим засранцем из банка Бакановиц… пока мы не смотрели в установку!!
В дикой ярости Маккавити вцепился в стол, прокорябал на нем десять борозд и слизал с пальцев кровь и дерево.
— Успокойся, — держали его за руки Лефевр и другие, — мы, конечно, оплошали, но все можно поправить…
— Ничего нельзя поправить! — орал Маккавити, выпучивая глаза от ярости. — Вы, падлы, не понимаете, что ничего, ничего, ничего нельзя поправить! Я… думал… она свободная, как я!.. А она оказалась такая же шлюха, как вы!.. Как все!.. Она…
На этом месте рыжий мистер Маккавити побагровел, из ушей и носа у него хлынула кровь, и он повалился наземь, как сноп. Его поспешно утащили, по дороге громко призывая доктора.
— Взрываем Бакановица вместе с банком, Серпинского вместе с его конторой, — сказал начальник, брезгливо глядя на всю эту истерику. — Лефевр, вы, я надеюсь, справитесь. Туда, к русскому, посланы люди, передайте им, чтоб окружили дом… В эту Франческу много напихано аппаратуры?
— Тысяч на пятьсот, — вздохнул Лефевр. — Техники клялись, что она абсолютно надежна, но вот, видите…
Лефевр развел руками.
— Ничего, — сказал начальник каким-то странным голосом, — денег не жалко. С этим надо покончить.
— С чем? — переспросил Лефевр.
— Со всем.
Затянулась петля вокруг заброшенного завода, гаркнул в громкоговоритель тот, кому было поручено отрядом командовать:
— Дом окружен! Выходите по одному! Сдавайтесь добровольно, чтобы нам не пришлось извлекать вас оттуда силой! Русскому физику предлагается захватить с собой образцы своего топлива для передачи правительству округа в безвозмездное пользование!
Но все тихо было в здании, среди сумрака предгрозового чернели пустые окна обоих этажей. Гром бабахнул опять, а вслед за этим наступила мертвая тишина.
— Эй! — разорялся командир. — Выходите, последнее китайское предупреждение!
Он косился в кусты, и поправлял автомат на брюхе, и неспокойно было у него на душе. Шли минуты, ничего не происходило, только гуще становилась тьма, да ближе грохотала буря, находившая со стороны океана.
— Приготовиться к штурму, — сказал командир в замешательстве.
Ему было страшно, как бывает страшно во сне. Под кустами что-то шевелится. Ноги не слушаются. Голова клонится долу, тяжкая. Душно стало. Изумруды пылали в небе.