С тех пор я только тем и занимался, что пытался закрыться от Лари, и думал, будто преуспел в этом. Однако такие моменты, как этот, без труда доказывали, что старик по-прежнему слышит каждый удар моего сердца.

– А в чем дело, Лари? – небрежно спросил я, все еще надеясь ввести его в заблуждение. – Ты плохо себя чувствуешь?

Он с усмешкой напомнил:

– Мне шестьдесят два года. В твои тридцать пять трудно представить. Иногда нужен отдых.

– Конечно, – вяло согласился я, старательно комкая свою радость. – Странно будет видеть ресторан без тебя.

Лари вновь коротко растянул бесцветные губы.

– Это без тебя – странно, – ответил он. – Ты – лицо ресторана. Ему повезло. Ресторану.

– Хватит издеваться, Лари!

– Это не издевка.

– Ты – хозяин ресторана, а я всего лишь директор. Все привыкли, что все у тебя под контролем.

– Отвыкайте, – сухо посоветовал он.

– Куда-нибудь поедешь?

Он без сожаления заметил:

– Сердечникам опасно менять климат. Поброжу по лесу. Вокруг дома. Навестишь?

– Куда ж я денусь?

Кажется, он расслышал едва наметившуюся злобу. Красивым движением откинув длинные седые волосы, Лари сказал:

– Ты справишься без меня. Телефон под рукой.

– Я не буду тебя беспокоить.

– Ты меня никогда не беспокоишь.

– Когда ты уходишь?

– Прямо сейчас.

– Сейчас?! – я и растерянности не сумел скрыть.

Он насмешливо протянул:

– Не плачь, котенок.

– Я ведь просил не называть меня так!

– Мы же вдвоем. Никто не узнает.

– Лари, я давно вырос.

– Заметил, – кивнул он. – Двухметрового амбала трудно не разглядеть.

Я уточнил, хотя он и так это знал:

– Во мне всего сто девяносто два сантиметра.

Лари вздохнул:

– Удочка! Хорошо, что держишься прямо. Высокие часто сутулятся. Жалко смотреть.

– Макс никогда не был высоким, – напомнил я. – А ходил крючком.

– Чтоб не подумали, будто подражает.

– Кому?

– Тебе, котенок.

– Лари!

– Ты всегда был высоким и красивым.

– Максу незачем было себя стесняться, – вскипел я. – Он с детства был личностью. И моим лучшим другом. И твоим родным сыном, между прочим.

Ослепительно белая голова согласно склонилась.

– Я помню, котенок.

– Он давно не звонил?

– Давно. Чего беспокоишься? Вы же больше не друзья.

– Старые дружбы – темное дело.

Лари негромко хмыкнул:

– Вот именно. Ладно, иди работай.

– Ты уже уходишь?

– Ухожу.

Я выдал напоследок какую-то бессмысленно-жизнерадостную тираду, изо всех сил сдерживая возглас: «Скатертью дорожка!»

Когда его машина отъехала, мне показалось, что в зале стало светлее. Я огляделся. Был час короткого затишья между однообразно суматошным обедом и непредсказуемым ужином. Захотелось сбросить пиджак и закружиться между столиками, вопя от восторга. Но здесь были свои кулисы, и там готовились к выходу на сцену, которая просматривалась с любой точки.

Я только чуть ослабил узел галстука и стал в очередной раз проверять заказы, потому что ликование опустошило мою голову. Свадеб сегодня не было – середина недели. Это радовало. Красивое зрелище условного прощания с невинностью всегда повергало меня в уныние. Моих сил никогда не хватит на то, чтобы дотащить Арину до алтаря. Моя маленькая рысь будет цепляться своими смертоносными когтями за животы собравшихся гостей, и едва наметившаяся совместная дорога станет мокрой и скользкой от крови. Я не хотел этого.

Арина редко наведывалась в наш ресторан, только если у нее случались перерывы в работе, и ей приходилось гнать себя из дома, чтобы не начать новый роман до того, как она остынет от предыдущего. И никогда не проходила в мой кабинет, а усаживалась где-нибудь в уголке зала, спиной к окну, как делают женщины после тридцати. Мне, конечно, тут же докладывали о ее появлении, ведь все официантки знали Арину в лицо. Я подозревал, что они давно обсудили каждый ее волосок, каждую черточку.

Я снимал пиджак, менял галстук на «бабочку», прихватывал поднос и выходил в зал. Роли, которые я исполнял, были разными. Чаще всего мой официант был хамоватым. Вразвалочку подойдя к ее столику, я лениво спрашивал с интонациями уличной торговки:

– Ну? Чего будем заказывать?

– Во-первых, доброе утро, – строго говорила она. Это всегда были утренние часы.

– Кому доброе, а кому… – гнусаво тянул я. – Ну как, любезничать будем или делом заниматься?

Арина хитро щурила зеленые глаза:

– Каким делом?

Я наклонялся и шептал ей на ухо: «Вот этим…» И она бесстыдно целовала меня на глазах у официанток, которые наверняка подглядывали изо всех щелей. Мы оба знали это, но Арине ни до кого не было дела, а я просто шалел, когда она ко мне прикасалась.