– Все доставил, ваше превосходительство! – сообщил с порога.

– Идем! – предложил Виллие. – Не следует заставлять командующего ждать.

В кабинете Барклая я рассмотрел доставленные слугой ингредиенты, нашел их годными и попросил принести таз. Налил в него горячей воды, разбавил холодной и растворил горсть кристаллов поташа.

– Снимите сапог с больной ноги и попробуйте, – предложил генералу. – Не горячо?

Барклай переместился в кресло и снял сапог. Я поднес таз. Он попробовал воду пяткой и кивнул:

– Терпеть можно.

– Тогда опустите ногу в воду и ждите, пока не остынет.

– Подайте мне вон ту стопку бумаг, – попросил он, указав на стол. – Не следует терять время.

Немец! Что скажешь? Я подчинился.

Пока Барклай принимал ножную ванну, я достал из сумки скальпель и воткнул его лезвием вниз в пузырек со спиртом. Виллие следил за моими манипуляциями с любопытством.

– Будете срезать? – спросил вполголоса.

– Бесполезно, – ответил я. – Корень останется в ноге, и мозоль снова вырастет. Попробую определить ее подвижность.

Он кивнул, и мы замолчали. Тишина в кабинете нарушалась только шорохом бумаг, который Барклай, прочитав, откладывал на придвинутый к креслу столик. Наконец, он посмотрел на нас.

– Остыла, – сказал сухо.

Я подошел к нему, забрал у подскочившего слуги полотенце и аккуратно промокнул влагу со ступни. А что? Такому человеку, как Барклай и ноги помыть не унизительно. Слуга тем временем унес таз. Я взял скальпель и осторожно поддел им размякшую шляпку мозоли. Поддается, хотя пока сидит крепко. Неплохо. Отрезав ножницами от принесенного бинта кусочек, я сделал из него салфетку, смочил ее уксусом, накрыл куском кожи, затем приложил этот компресс к мозоли и туго прибинтовал.

– Походите так, ваше высокопревосходительство! – сказал Барклаю. – Вечером приду посмотреть. Получится – удалю мозоль, нет – повторим компресс. Иногда на это уходит несколько дней.

– Желательно побыстрее, – буркнул генерал. – У меня много дел.

– Приложу все старания! – заверил я.

– Не задерживаю вас, господа! – сказал Барклай.

Мы с Виллие поклонились и вышли. В коридоре он взял меня под локоть.

– Не желаете служить у меня, Платон Сергеевич? Чин я вам выхлопочу: коллежского регистратора [87] для начала. Что скажете?

Неделю назад, получив это предложение, я бы подпрыгнул от восторга. Но с тех пор многое изменилось. На гражданской или, как говорят здесь, статской службе потомственное дворянство дается, начиная с VIII класса. Зубы выпадут, пока выслужишь. А вот офицеру достаточно получить самый низший чин прапорщика.

– Благодарю, ваше превосходительство! – поклонился я. – Для меня честь служить под вашим началом, но вынужден отказаться.

– Почему? – удивился он. – Не устраивает чин? Попрошу у государя больший. Я, знаете ли, не последний человек при дворе. Если эта ваша антисептика даст результат, можно и об ордене похлопотать. А это потомственное дворянство [88] .

Соблазнительно, но… Военный лекарь – это, прежде всего, хирург. И вот тут я облажаюсь. Одно дело вытащить пулю из ноги или зашить рану, но мало-мальски серьезная операция – и Руцкий поплыл. Легенда рухнет. И вот тут уже не орденом, а каторгой пахнет. Не любят здесь обманщиков. Хотя, где их любят?

– Извините, ваше превосходительство, но успел сродниться с егерями. Для меня они стали семьей, которую не хочу покидать.

– У меня бы вы принесли большую пользу Отечеству, – укорил Виллие.

– Сомневаюсь, ваше превосходительство, – возразил я. – Главное я вам поведал. Введите антисептику практику – и спасете тысячи жизней. Вам за это памятник поставят – при жизни.

– Почему мне, а не вам? – сощурился он.

– Одно дело рассказать, другое – сделать. Вы и без того заслужили статую от благодарной России, антисептика только подымет ее постамент.

– Умеете вы льстить! – засмеялся Виллие. – Хотя слышать приятно. Я и вправду не жалею трудов на медицинском поприще, но это не всегда замечают. Жаль, что отказались, но настаивать не буду. У меня к вам просьба. Могли бы составить меморандум об этой вашей антисептике? Она меня чрезвычайно заинтересовала.

– Буду рад.

– Благодарю! Как напишете, немедленно присылайте. Я остановился у купчихи Поповой в особняке рядом с домом губернатора.

Он протянул мне руку, которую я с радостью пожал. Везет мне! Такими людьми рукопожатый. Рассказать кому в своем времени – умерли бы с зависти. Хотя, вернее, покрутили бы пальцем у виска.

Вернувшись, я не застал в доме Спешнева. Со слов Пахома, их благородие, попив чаю, отправились в родной полк – доложиться командиру и получить указания. Похоже, что в идею летучего отряда на базе роты штабс-капитан не верил. Я только плечами пожал. Пахом накормил меня чаем с белой булкой, причем булка оказалась свежей и очень вкусной. Спросив у денщика, где Синицын, я отправился искать фельдфебеля. Тот нашелся у конюшен, где занимался инспекцией состояния лошадей. Завидев меня, Синицын прекратил распекать фурлейта, чем он рьяно занимался, и направился навстречу.