С тех пор, как замерла стройка, на улицы незаметно пришла тишина. Но мне нравится эта тишина. Она прививает чувство собственности. В тишине можно поверить в чудо, на которое никто не надеется в городской суете. Пускай это будет какое-нибудь небольшое личное чудо.

Тем более, что все города и страны, дай только расправить крылья, ждут тебя впереди.

ГЛАВА 2. ОБЖ

На протяжении трех месяцев школы, в которых аж двенадцать четвергов, Женя каждый раз стоял у кабинета под определенным углом ко мне. С жадностью, если только позволяла себе оглянуться, я убеждалась, что Женяна том же месте, что так же падает тень от его длинных ресниц на бледную кожу. Не может человек просто так находиться в позе, в которой ему удобно было бы за мной наблюдать. Привычка?

Мы с Ксю сидим на предпоследней парте и старательно вырисовываем плакаты, агитирующие за соблюдение правил дорожного движения. В поселке нет ни одного светофора, и вряд ли набралось бы два десятка машин, но Фарисович упорно просит изображать автомобили и светофоры. Он готовит нас к жизни с тщанием офицера запаса.

– У тебя забавная мордочка. У вас обоих забавные мордочки, – говорит Ксюша, вырисовывая на листе очертания светофора.

–Смотрел?

– Посматривал, – хихикает Ксюша.

– На сколько звезд тянет?

– Пятизвездочный взгляд.

– Издеваешься.

Ксюша сопит, закрашивая человечка, перебегающего несуществующую дорогу на красный свет несуществующего светофора.

– Правда или нет?

–Пятизвездочный, – повторяет она термин из нашей тайной классификации взглядов и, наверное, вздыхает о том, что рядом не нашлось более раскованной и не такой зацикленной подружки, как я, – Мордочки у вас забавные, но сами вы скучные.

– Не останавливайся, называй нас «вы», а еще лучше говори «эта парочка».

–Могу как хочешь называть. Ромео и Джульетта могу вас называть, as you wish*. Уже полгода прошло с тех пор, как он вернулся в Синегорье. Три месяца – с тех пор, как начались этичетверги.

Иногда Ксю говорит, что каши с таким мальчиком не сваришь, дружбу не заведешь. Диковат и много о себе мнит. Даже, говорит она, ехиден в улыбке. Даже, говорит, среди парней он не обладает внятным авторитетом, хоть девчонки и заглядываются. И тусуется он всё на окраинах с братом и отцом. К такому, говорит она, в самый раз подойти первой. Не догадается, не приучен, не прибежит к тебе с плюшевым медведем и шоколадкой.

Иногда она говорит, что я еще не оторвалась от своей детской стороны. По ее теории, на молчание и загадочность никого не словишь, если не оторваться отдетской стороны. А я именно не оторвалась, потому что живу всем странным и смешным, а нужно жить всем красивым, например, собирать коробки из-под конфет, как Василина. Ей носят и носят конфеты, одни вычурнее других, а она принимает и принимает. И стихи вдобавок, на открытках.

Ксю хитра, ой как хитра. Перед ней все вываливают секреты. Мне хочется доказать ей, что и без всего красивого можно перескочить через головы и попастьв сердце. Просто она не знает, что такое возможно. Как-нибудь смухлевать, оставшись еще на своей детской стороне. И главное, не таскать лавочек и не вырезать на них позорные сердечки.

Иногда Ксю говорит, Даша, да ну его в баню. Нам итак весело. Это знаем я и ты, вот почему, Даша, ты боишься подойти к нему. Чтобы не вышло как у Мюнхаузена в мультике с павлином*. Эх, знал бы Мюнхаузен, что прекрасная птица так истошно орет, не уговаривал бы ее петь. И этот Женя, он прекрасен, когда молчит. А может быть он жутко хихикает или шутит на туалетные темы, как, помнишь, Кальнов с этим другом? Мама пригласила, а мы едва смогли их спровадить. А что если твой высмотренный в бинокль Женянесмешно пошутит, начнет ковырять в носу или пукнет? Недоступный Женя. Хрустальный Женя. Ты ждала его в Синегорье несколько лет, а он нечаянно пукнет и всё разрушит.

Мне всё равно, о чем говорит Ксю, лишь бы вместе мелькали наши с ним имена. Накануне четвергов я провожу ночь в думах с двенадцатью косичками на голове, смазанными раствором желатина, потому что культура еще не донесла к нам гели для волос. И уже в среду вечером я не могу сосредоточиться на уроках.

Когда на этой самой перемене класс получал учебники в библиотеке, я топталась на своем посту с подчеркнуто беззаботным видом и волнистыми волосами, чтобы увидеть Женю. Мне и достались ветхие, разметанные учебники, исписанные второгодниками, где к каждому портрету непременно рисовались усы, темные очки, татуировки, «панки хой», «Metallica», к фигурам людей и животных добавлялись половые причиндалы. Это не «учебники девочки», я утаиваю их даже от отца, который в школе не учился особо прилежно.

Биологиня однажды попросила открыть схему заражения бычьим цепнем. А я ведь знала, что на той схеме…

– Открываем, пожалуйста, схему, Даша, – стоя надо мной повторила она.

Я беспомощно смотрела в ответ. Тогда биологиня аккуратно развернула учебник, а там не только у человека на картинке, но у ни в чем не повинной коровы, и даже у бычьего цепня оказались пририсованы огромные гениталии.

– Памятник раздолбайству, – вздохнула учительница, и все пялились на мою парту. Неплохая женщина, я не хотела ее огорчать. Но о том, что ждала Женю, а не воевала за приличные учебники, я не жалею.