Я водил глазами по сторонам, пытаясь найти хоть что-то, что поможет мне скрыться от преследователей. Бежать по прямой — глупая идея, в любой момент я могу поскользнуться, или же среди них окажется талантливый бегун, который деловито нагонит меня и трахнет палкой по голове.

В нескольких десятках метрах впереди я заприметил узкий проход в тесный переулок. Что ж, рискну повернуть туда и буду надеяться, что это не тупик.

Быстро оглянувшись, я понял, что преследователи находятся достаточно далеко: метрах в двадцати позади, и, кажется, «талантливых бегунов» среди них не было, так как бежали они одной кучей громко кричащих страшные ругательства бродяг. Ну что ж — это хорошие новости — осталось не поскользнуться…

Свернув в переулок, я чуть было не споткнулся о гору мусора, но, вовремя её заметив, перемахнул одним прыжком, и почти сразу дорогу мне преградил какой-то немощный старик с покрытым гнойниками лицом, одетый в рваное пальто поверх рваного тёмно-синего свитера с растянутым воротом и мятых бесформенных брюк. На ногах у старика были калоши.

— Сюда! — он коротко кивнул мне на окно с выбитой рамой, у которого стоял.

Не знаю почему, но я не задумываясь принял его предложение и одним прыжком влетел в окно. Упав на пол, я больно ударился коленями, при этом раздался хруст битого стекла, а через секунду в помещении, которое я даже не успел оглядеть, стало темно: старик закрыл чем-то оконный проём.

Стараясь не обращать внимание на боль в коленях (сегодня мне было и побольнее), я быстро поднялся на ноги и подошёл к окну. Оно было закрыто с той стороны какой-то плотной тряпкой — видимо, я не заметил прибитую с той стороны штору.

Через секунду «страшные ругательства» повернули за угол, далее началась какая-то возня, ругательств стало больше, и я понял, что преследователи забуксовали в той куче хлама, которую я, будучи чуть более ловким и внимательным, успешно перепрыгнул.

На всякий случай я взялся перезаряжать коломёт и прислушался ещё сильнее…

— Слышь, отец Савелий, с дороги уйди, — раздался грубый голос, тот самый, который последним говорил с тем несчастным, перед тем как его вздернули. — Если я его упущу, то тебя вместо него и вздёрну…

— Эх Семён, всё ты не уймёшься, да? — как-то раздосадовано ответил старик.

— Савелий, у меня нет времени на эти твои душеспасительные беседы, — с угрозой в голосе ответил Семён.

— Ладно, — обречённо вздохнул Савелий. — Но по нему же видно, что неместный он… дураку понятно, что не…

— С дороги, старик! — гневно крикнул мужик. — Зубы мне тут ещё заговариваешь! Из-за тебя упущу падлу!

Я навёл коломёт на проём, приготовившись продырявить голову этому Семёну…

Но штору никто не отдёрнул — вместо этого раздался топот, который стал быстро удаляться…

Где-то минуту спустя ткань всё же, одернулась, но за ней был не Семён, а старик Савелий. Он устало улыбнулся и стал, кряхтя, перебираться через подоконник. Оказавшись внутри помещения, он не стал закрывать окно тряпкой, а вместо этого показал мне пальцем на дверь, которую теперь, при свете, льющемся из окна, было отлично видно. Комната, стоит заметить, выглядела как настоящая помойка: десятки отсыревших коробок, чёрт знает с чем, кучи досок, веток, горы каких-то пыльных банок, в общем, тут был даже больший бардак, чем в моём поместье, хотя тут, ко всему прочему, с потолка обвалилась почти вся штукатурка, оголив дранку, а обои отклеились от стен и лежали, накрывая всяких хлам, словно бумажный навес.

— Пойдёмте туда, — сказал старик, продолжая указывать пальцем на дверь. — Надо поскорее увести вас отсюда и спрятать. А потом уж и поговорим. У меня и поесть найдётся, хотя вам, судя по вашему виду, лучше бы выпить чего покрепче… Повезло вам, у меня и алкоголь найдётся… Для хорошего-то человека…

Я без возражений направился к двери. За ней оказался тёмный узкий коридор, по которому пришлось идти на ощупь, ориентируясь на светлое пятно впереди. Хруст стекла, постоянно отскакивающие от ботинок предметы, всё это не могло не беспокоить: меньше всего мне хотелось наступить на кусок рамы с торчащим из неё гвоздём — в этом чёртовом городе ноги должны быть в идеальном состоянии, чтобы быть готовыми в любой момент бежать от опасности...

Выйдя на узкую лестничную площадку, старик обогнал меня, и теперь я следовал за ним. За окнами был очередной тесный двор-колодец, примечательный лишь тем, что прямо в его центре лежал в грязи спящий или мёртвый человек (даже не знаю, чему бы я удивился больше). На лестнице воняло мочой и дерьмом, на каменных ступенях валялся различный мусор и скомканные тряпки, которыми кто-то явно подтирался. Задавшись было вопросом, где же само дерьмо, я тут же получил ответ: на площадке четвёртого этажа. Дерьма тут было много: оно было на каменном полу, на стенах, даже на подоконнике, лужи мочи из-под него стекали по ступеням вниз.

— Прошу прощения, — несколько смущённо извинился старик Савелий. — Не подумайте, что я свинья, просто это помогает отпугивать нежелательных гостей. Люблю, знаете ли, одиночество…

— Я бы на вашем месте попробовал бы повесить на дверь табличку: «Не беспокоить», или обзавестись замком… — скривившись от отвращения, предложил я.

Наконец, от души перепачкав обувь человеческими экскрементами, мы добрались на площадку последнего — пятого этажа. Тут в стену была вмурована стальная лестница, ведущая на чердак. Как оказалось, старик жил именно там.