Через пару дней Городецкий вошел под своды венского Бургтеатра, где была назначена генеральная репетиция "Случайной любовницы". Элизабет, вдохновленная после ночи любви и выспавшаяся утром, хотела пойти с ним, но Максим ее отговорил: репетиция хоть и генеральная, но первая (предварительная), актеры и актрисы будут, вероятно, играть без костюмов, да и ляпов случится предостаточно – для чего ей такое счастье: торчать в театре часов пять и слушать пикировку режиссера, актеров и драматурга?

Однако он ошибся: актеры являлись по ходу пьесы в "костюмах" и гриме, не путались в тексте (хотя его в пьесе было много) и работали профессионально (а герой и героиня даже с неподдельным пылом). Все сцены проходили в искусно сделанных декорациях, изобретательно освещались, и кроме того, периодически сопровождались музыкой (то тревожной, то бравурной, то нежной) – хотя у Городецкого была предусмотрена лишь одна сцена в концертном зале. "Это они, видимо, после успеха Пер Гюнта вдохновились и стали "озвучивать" драмы", – подумал довольно Максим. В целом он решил, что спектакль получился, хотя к некоторым исполнителям у него и возникло неприятие.

О своем впечатлении он сказал режиссеру (вдохновенному невысокому еврею средних лет с пышной шевелюрой вокруг лысой макушки), когда тот обратился к нему по завершении прогона:

— Я доволен Вашей постановкой и особенно некоторыми Вашими нововведениями: музыкальным сопровождением, изображением сцены борьбы внутренних голосов Чарльза путем его освещения то слева, то справа, искусным выпадением горящего полена из камина, приведшим к совокуплению Сары с Чарльзом…. Вот только я усилил бы эротизм этой сцены: у Вас зрители видят кровать и целующиеся головы на ней. Я бы положил на нее только Чарльза, причем спиной, а Саре лучше было бы его оседлать лицом к зрителям и в нужный момент заломить руки над головой, полуобнажая грудь. Это был бы кульминационный момент спектакля и самый незабываемый!

— Это вульгарно, да и цензура может не пропустить, – стал отнекиваться режиссер, но Макс увидел, что предложение его зацепило.

— Примените этот прием на премьере, а там поймете, принимают его зрители или нет….

— Ладно, на следующей репетиции попробуем, следя за реакцией директора – он у нас слывет "барометром" зрительских пристрастий, да и о цензуре позаботится. Вижу, что Вы имеете еще что-то сказать….

— Мне кажется, что Эрнестина холодновата для этой роли. Я писал ее натурой страстной, а тут получилась ни рыба, ни мясо.

Режиссер цепко глянул на драматурга и горьковато усмехнулся:

— Актриса, ее играющая, является креатурой директора, а попросту говоря любовницей. Сначала она претендовала на роль Сары, но я упросил Шлентера этого не делать – совсем бы сгубили спектакль. Что еще?

— Саре надо бы в финале сменить не только платье, но и прическу. Я знаю одну, очень современную, – называется "сэссун". У вас в театре наверняка искусный парикмахер: сведите меня и Сару с ним, может я сумею объяснить, как она делается.

— Но после этого ей ведь уже не вернуть прежнюю прическу?

— Уберем волосы под капор, а в постельной сцене накинем ей длинноволосый парик.

— Это, пожалуй, можно. А то мне и самому не вполне нравится, как она выглядит в финале….

Сару играла довольно опытная актриса лет тридцати (фреляйн Анна Мориц), имевшая большие выразительные глаза, манящие губы и длинные черные волосы, которые она наматывала в узел на затылке. Когда режиссер (Арнольд Франц) познакомил Макса с ней, Анна посмотрела на него с недоумением и сказала:

— Я думала, что автор пьесы значительно старше. Вы же, по-моему, мой ровесник?

— Много пережил в жизни, – скорбно произнес Макс. – Особенно от женщин. Вот мщу.

— Эрнестине Вы точно отомстили. Жаль, что не воплощающей ее фифе.

— Прекратить сплетни, – приказал режиссер. – Мы подошли по делу. Максим предлагает сменить Вам прическу для финала и зовет к парикмахеру.

— Волосы стричь не дам, – категорически сказала дама. – Не для того их все годы растила.

— Я нарисую Вам прическу, а парикмахер, надеюсь, сможет ее сделать, и после спектакля ее будут пытаться повторить очень многие красавицы Вены – но безуспешно, так как надо знать секрет ее изготовления.

— Рисуйте, – велела актриса и повела Макса в свою гримерку. Через 10 минут рисунок был готов и Макс стал извиняться:

— Давно не рисовал, к тому же карандашом сложно передать красоту прически "сессун".

— Да нет, прическа действительно эффектная и необычная….

— У нее есть еще два качества: она визуально омолаживает лица и не требует особой укладки – помыл голову, высушил и волосы сами лягут как надо.

— Идем к герру Пфальцу, – решительно сказала Анна. – Он должен суметь ее изготовить.