– Давай, рассказывай, – настояла мама. – А не то… я пойду к Элисон. Мы с ней – давние подруги, ты знаешь. Она мне всё расскажет.

– Да ничего такого… – пробубнила я, пытаясь смотреть куда угодно, но не на маму. Мне всё равно придётся ей во всём сознаться, а то, как говорится, узнает сама и хуже будет. – Просто, так сказать… эм, я унизила одного преподавателя. В аудитории – прилюдно. Он запугивал ребят, и я воспользовалась тем, что вы с папой мне рассказывали. Ничего особенного!

– Как же! Когда это было?

– Как только приехали сюда… – буркнула я тихо и виновато, в надежде на то, что она и не услышит, но отстанет. Но мама услышала то, что надо и вытаращилась на меня ошалело, а я устало закатила глаза.

– Ты в первый же день прилюдно унизила преподавателя, и это ты так не выделяешься? И это «ничего особенного»? О ком идёт речь?

– Слушай, я не с бухты-барахты это сделала! Ну, он реально просто издевался над нами, и я поставила его на место, а не унизила. Он даже не оскорбился. Потом ещё слонялся здесь, обсуждал мои тесты. Хоть и он вообще должен быть на базе.

Мама мигнула глазами, застопорившись. Я поняла, что спалилась…

– Это Руссо? – каким-то чудесным образом сразу же догадалась она. Я не знала, что сказать, поэтому молча напыжилась, скрестив руки на груди. Мама тоже молчала, сверля меня каким-то обречённым взглядом. Кажется, она поняла всё! Не знаю, каким образом, но поняла…

– Шенни? – окликнул маму Энтони.

– Ну, началось, – бросила я, отступая в сторону.

Это уже в порядке вещей. У мамы в груди, наверно, какой-то магнит. Стоит ей только появиться, где бы то ни было, как на неё буквально-таки слетаются люди, и она быстро становится центром всеобщего внимания. Так и сейчас, сначала подошли Энтони с Уиллом. Троица обнялась, они поговорили о чём-то незначительном, мама рассмеялась и тут, на горизонте появляется Элисон. Она окликнула маму с расстояния и радостно подбежала к ней. Вскоре на мамин голос и смех слетелись и другие преподы. За считанные минуты она стала центром локализованного мира академии. Я недолго стояла в стороне, наблюдая лёгкое общение закадычных друзей и несколько даже удивляясь тому, какими строгими они были преподавателями и весёлыми, молодыми в душе ребятами вне занятий. Энтони, например, не злостный преподаватель, но весьма строгий, серьёзный. Но стоит только ему повстречаться с Руссо, так – аул! Клоун какой-то… в хорошем смысле слова. Так и Уилл: про него тут ходят слухи, что на полигоне он тот ещё садист, а в дружеской обстановке он совсем другой. Ещё я успела заметить за этот месяц, что Уилл с Энтони стараются сохранять свои статусы, поэтому в обществе они не подшучивают друг над другом. Тот случай в первый день обучения с лягушками был единственный. Больше на глазах у своих учеников они себя так не вели, только я была исключением. И мне кажется, что это неспроста. Кажется, Уилл позволял мне быть свидетелем того, какой он на самом деле. Спрашивается, почему? И чего он постоянно тусуется в пределах академии? В общем, почувствовав то, что я уже стала мешать компании взрослых подростков, я тихо ушла. Забрала свои вещи и протопала вглубь сквера. Отыскала место ещё тише прежнего и уселась на свободную скамейку. Не стала открывать ноутбук, понимая, что совершенно не в настроении сегодня учиться. Я открыла сумку и порылась в её содержимом, вспоминая, что в неё сама же и сунула.

– Твоя мама всегда любила быть в центре внимания, – произнёс знакомый голос, подступающий со спины. Я повернула голову, дождавшись, когда Уилл подойдёт к спинке скамейки. – У неё словно магнит внутри. Где бы она ни оказалась, она быстро становится центром внимания.

Я усмехнулась, закивав.

– Ревнуешь? – уточнил он, склонив голову набок. Создавалось впечатление, что он меня изучает – пытается понять, насколько сильно я отличаюсь от своих сверстников.

– Нет, – хмыкнула я. – Уже давно привыкла.

Руссо покачал недоумевающе головой. Знаю, в своём возрасте я должна бы ревновать маму ко всем подряд.

– А почему ушла?

– Просто решила, что ребёнок мешает вам говорить на взрослые темы.

Уилл усмехнулся, положив руки на спинку скамейки.

– Ни один ребёнок не признается в том, что он не взрослый. Дети наоборот стремятся казаться взрослее, общаясь со старшим поколением. Мол, посмотрите, я как вы… – полковник выдохнул. – Бунтарский дух.

– Мы уже выяснили, что я взрослее паспортного возраста.

Уилл угукнул, замолчав ненадолго при взгляде на меня. При этом блестели его орехового цвета глаза, а губы изгибались в едва заметной улыбке. Меня завораживал его взгляд и он сам. Когда он смотрел на меня, внутри что-то шевелилось. Тепло расступалось по грудной клетке, а в животе, как говорится, порхали бабочки. Мир вокруг становился ярче, прекраснее, и даже в самую пасмурную погоду светило солнце, когда он рядом. Мне нравилось, когда он смотрит на меня, когда он говорит со мной, даже когда он меня не замечает, но слоняется где-то рядом. Нравилось наблюдать за ним. Бывает так, что при взгляде на человека ты испытываешь эстетическое удовольствие. Просто смотришь на него, и тебе всё нравится, больше ничего не надо. Ни разговоров, ни прикосновений – просто видеть, как он двигается, разговаривает, смеётся. Существует в этом мире, живёт где-то близко. За этот месяц мы впервые оказались наедине, но весь этот месяц он был рядом. Мне хотелось верить в то, что он здесь ради меня…

– У тебя было детство? – спросил Уилл.

– У всех оно было.

– Я имел в виду – типичное детство. Друзья, игры, бесиловка…

Я промолчала, неловко поглядывая по сторонам.

– Серьёзно? – без слов понял он ответ. – Вообще никогда? Даже, когда тебе было, скажем… три года?

– В три года я научилась читать, – выдала я, как и прежде изумив полковника. – В четыре – писать. К шести годам я уже могла написать сочинение. Так что, когда я пошла в первый класс… мне было очень скучно учиться, я уже умела всё то, чему там учили.

Полковник смотрел на меня удивлённо и восхищённо одновременно. При этом он внутренне смеялся, но не издевательски, а сочувственно. Мол, бедный ребёнок – детства не знал…

– В два года у меня были игры, – закивала я, немного даже заинтриговав полковника. – Развивающие игры.

Уилл грустно засмеялся, качая головой.

– Ты вообще с этой планеты?

– Не знаю, – на полном серьёзе призадумалась я. – Может они стёрли мне память… путём зондирования, – брякнула я. Руссо хохотнул с закрытым ртом и затрясся от беззвучного смеха. Косясь на него, я усмехнулась. – Если Вы с моими родителями – друзья, то почему Вы к нам в гости не приходили?