– Уже тринадцать лет как есть, – желчно сказала Минди.

Сэм вывернулся из цепких материнских объятий.

– А поцеловать маму на прощание? – потребовала она.

– Я же вернусь через сорок восемь часов! – запротестовал парнишка.

– Всякое может случиться. Может, меня автобус собьет, и ты до конца жизни будешь себя корить, что отказался поцеловать мать перед отъездом на уик-энд!

– Мам, прекрати! – поморщился Сэм, но послушно поцеловал родительницу в щеку.

Минди смотрела ему вслед, пока он перебегал улицу.

– Переходный возраст, – пожаловалась она Билли. – Мама больше не нужна, и это ужасно.

Билли счел за благо кивнуть. Минди принадлежала к особой категории агрессивных нью-йоркских дам, напоминавших туго скрученную веревку – никогда не знаешь, когда она раскрутится и огреет тебя концом. Эта веревочка, часто думал Билли, способна закрутить торнадо.

– Как я вас понимаю... – вздохнул он.

– Да? – Она подняла на него подозрительно блестящие глаза.

Какие у нее странные, остекленевшие les yeux [4] , подумал Билли, не иначе чего-нибудь наглоталась. Но в следующую секунду лицо Минди приняло обычное выражение, и она повторила:

– Стало быть, миссис Хотон наконец-то преставилась.

– Да, – с некоторым облегчением ответил он. – Разве вы не читали в газетах?

– Что-то было утром. – Глаза Минди сузились. – Значит, сюда слетятся все, кто ищет квартиру.

– И в первую очередь богатенькие владельцы хеджевых фондов.

– Ненавижу этих кровососов. – Минди передернуло. – А вы? – Не дожидаясь ответа и не попрощавшись, она резко повернулась и зашагала по улице прочь.

Билли только головой покачал и не спеша побрел домой.

Минди зашла в продуктовый магазин на углу. Когда она вернулась, фотографы по-прежнему маялись на тротуаре перед входом. Снова увидев папарацци у собственного подъезда, Минди Гуч ощутила острую неприязнь ко всему миру.

– Роберто, – сказала она, подходя вплотную к швейцару, – я прошу вас вызвать полицию. Хватит с нас всякой шушеры с фотоаппаратами.

– О’кей, миссус Минди, – бодро ответил Роберто.

– Я настаиваю! Вы заметили, что их больше с каждым часом?

– Это из-за знаменитостей, – сказал Роберто. – С этим я ничего не поделаю.

– И все-таки нужно что-то делать, – постановила Минди. – Я поговорю об этом с мэром на следующей встрече. Если он смог приструнить курильщиков и разобраться с трансгенными жирами, пусть найдет свободную камеру и для бандитов с камерами.

– Вот уж он точно вас выслушает, – согласился Роберто.

– Джеймс и я знакомы с мэром, – повысила голос Минди. – Мы его сто лет знаем. Он еще мэром не был, когда мы познакомились.

– Я попытаюсь их прогнать, – сдался Роберто. – Но у нас свободная страна...

– Уже нет, – съязвила Минди, раздраженно прошла мимо лифта и открыла свою дверь на первом этаже.

Квартира, в которой обитало семейство Гуч, состояла из нескольких комнат, когда-то тут были помещения для прислуги, гардероб и кладовые. Эта вереница нескладных, квадратных, как коробки, пространств без окон и темных коридоров как нельзя лучше отражала депрессивный внутренний мир Джеймса и Минди Гуч и представляла собой законченный психологический портрет их маленькой семьи, которую можно охарактеризовать одним словом: неблагополучная.

Летом в комнатах с низкими потолками было жарко, зимой холодно. В самой большой комнате этого лабиринта, назначенной хозяевами гостиной, был неглубокий камин. Минди считала, что когда-то здесь жил мажордом, заманивавший к себе молоденьких горничных и развращавший их. А может, он предпочитал юношей, кто знает. Теперь, восемьдесят лет спустя, здесь вынуждены ютиться они с Джеймсом, думала Минди с горьким ощущением исторической несправедливости. После стольких лет погони за американской мечтой, наполеоновских планов и честолюбивых замыслов, учебы в университете и упорного труда жить в каморках для прислуги и слышать, что им еще повезло, тогда как наверху пустует одна из лучших на Манхэттене квартир в ожидании какого-нибудь обладателя «нового» капитала – банкира, думающего только о деньгах и абсолютно равнодушного к вопросам благосостояния страны и народа. Вскоре он по-королевски заживет на трех уровнях, которые по справедливости должны принадлежать Минди и Джеймсу!

В крошечной комнатке в глубине квартиры Джеймс Гуч, довольно приятный человек со светлыми волосами, зачесанными на обширную лысину, дятлом стучал по клавиатуре компьютера. Взъерошенный, расстроенный, он был заранее уверен в провале новой книги. В его эмоциях привычно доминировал страх неудачи, подавив все остальные чувства, заглушив и вытолкав их на край сознания, где они пылились, как старые чемоданы в углу. Возможно, в этих чемоданах хранились хорошие, нужные вещи, но у Джеймса никогда не было времени их распаковывать.