– Вот ты о чем! Ну да! Эта леди, как ее там, никак не могла запустить компьютер.

– Пожалуйста, не называй женщин «эти леди». Всегда говори о женщинах «женщины».

– Хорошо, – согласился Сэм. – У этой женщины возникли проблемы с подключением к Интернету.

Минди пропустила сарказм мимо ушей.

– И все?

– Все! – заверил ее Сэм. – Клянусь!

– Я хочу услышать все подробности, – не унималась Минди. – Мне надо знать, нет ли в этой квартире чего-то нового, каких-нибудь изменений.

– Все как обычно, квартира как квартира, – заверил ее Сэм, пожимая плечами.

Сэм не рассказал Минди о том случае по одной простой причине: он еще не научился убедительно врать матери. Рано или поздно она бы у него выведала, что Аннализа Райс оставила ему ключи, а затем настояла бы, чтобы он отдал их ей, – и непременно наведалась бы в квартиру.

Именно к этому все теперь и шло.

– Сэм, – обратилась Минди к сыну лукавым тоном, когда они вернулись домой, – что ты от меня скрываешь?

– Ничего, – не сдавался Сэм.

– Почему ты так странно себя ведешь? Ты что-то видел. Аннализа Райс предупредила тебя, чтобы ты мне об этом не рассказывал. О чем?

– Ни о чем. Она просто дала мне ключи от двери, вот и все! – выпалил он.

– Отдай их мне! – потребовала Минди.

– Не отдам, – попробовал упереться Сэм. – Она оставила ключи мне, а не тебе. Если бы она хотела, чтобы ключи были у тебя, то тебе и отдала бы.

Минди оставила вопрос открытым до утра, когда снова принялась за сына:

– Я глава домового комитета, моя обязанность – следить, чтобы в этой квартире не происходило ничего дурного.

– Дурного? – переспросил Джеймс, отрываясь от тарелки с хлопьями. – В нашем доме всего дурного – одна ты.

– К тому же у них есть прислуга, вдруг она в квартире? – нашелся Сэм.

– Нет, она уехала на праздники к себе в Ирландию, – сообщила Минди. – Мне сказал об этом Роберто.

– Хорошо, что Роберто не работает на службу национальной безопасности, – бросил Джеймс.

– Ты мне поможешь, Джеймс? – спросила Минди.

– Нет, не помогу! – отрезал Джеймс. – Не собираюсь ввязываться в незаконные дела. А ты, Сэм, лучше отдай матери ключи, иначе в доме не наступит мир.

Сэм нехотя подчинился. Минди тут же след простыл: она поехала на лифте в пентхаус.

По пути наверх она вспоминала, как ее не включили в число счастливчиков, приглашенных в квартиру миссис Хотон на чай. Ее даже на ежегодное празднование Рождества не звали. Несмотря на положение Минди в доме, миссис Хотон ее игнорировала – хотя, говоря по справедливости, когда семья Гуч сюда въехала, миссис Хотон уже было под девяносто лет и она почти не покидала квартиру. Лишь изредка спускалась с небес вниз, как ангел (или как какая-нибудь греческая богиня), к обычным смертным. Она выходила из лифта в собольей накидке, вся в бриллиантах и в жемчугах – по слухам, она всегда носила только настоящие драгоценности, потому что уверенность в своей славе и безупречной репутации позволяла ей – может, и опрометчиво – не опасаться ограбления. Она гордо представала перед соседями, как генерал перед войском. Сиделка или горничная звонила вниз, предупредить, что ее величество спускается, и когда кабина лифта достигала нижнего этажа, миссис Хотон встречали самое меньше двое швейцаров, подручный и комендант. «Разрешите вам помочь, миссис Хотон!» С этими словами комендант вел ее под руку к старинному лимузину. По случаю выхода миссис Хотон Минди очень старалась оказаться рядом и, из принципа не желая никому кланяться, все же ловила себя на поклоне этой старухе.

«Миссис Хотон! – робко бормотала она и, не отдавая себе отчета, почтительно кивала. – Я Минди Гуч. Живу здесь и вхожу в домовый комитет».

Было понятно, что миссис Хотон понятия не имеет, кто это такая, однако она никогда не показывала своего недоумения.

«Да, моя дорогая! – восклицала она, словно признавала в Минди родственницу, с которой давно мечтала снова увидеться, даже дотрагивалась до ее руки. – Как поживаете?»

Но в нормальный разговор это никогда не выливалось: прежде чем Минди успевала придумать, что еще сказать, миссис Хотон направлялась к двери.

А теперь вместо обходительной миссис Хотон в триплексе поселился этот презренный Пол Райс. Минди впустила его в дом, поэтому считала себя вправе разгуливать по его квартире. Она подозревала, что Пол Райс вовлечен в какие-то незаконные, гнусные делишки. Ее долгом было защитить остальных жильцов.

Ей пришлось повозиться с ключами – электронными, что само по себе являлось нарушением правил дома. Наконец дверь открылась, и она буквально ввалилась в квартиру. Минди не разбиралась в искусстве («В этом городе нельзя разбираться во всем, иначе не будет времени чего-либо достигнуть», – написала она недавно в своем сетевом дневнике), поэтому не удостоила вниманием лесбийскую фотографию. В гостиной было мало мебели – то ли такова была концепция дизайна, то ли ее еще не закончили обставлять. Передвижная абстрактная композиция из папье-маше, изображавшая скорее всего автомобили, заслоняла камин. «Детские игрушки!» – подумала Минди, передернула плечами и отправилась в кухню. Но и там ее ждало разочарование: очередная кухня в стиле «хай-тек» с мраморной столешницей и ресторанными кухонными принадлежностями. Она заглянула в комнату домработницы – безликое помещение с узкой кроватью и плазменным телевизором. На кровати громоздились подушки. Приподняв уголок пухового покрывала, Минди разглядела марку постельного белья – Pratesi. Это ее немного разозлило. Эти люди определенно любили транжирить деньги. У них с Джеймсом такое белье было уже десять лет, они приобрели его на распродаже в универмаге Bloomingdale’s. Минди поднялась наверх, миновала две пустые спальни, ванную. Вот и кабинет Аннализы. На книжной полке стояло несколько фотографий в рамках – вероятно, единственные во всей квартире предметы с личным отпечатком ее жильцов. На одной, большой и сентиментальной, красовались Аннализа и Пол в день их свадьбы. На Поле был смокинг, он выглядел более худым, чем теперь. Аннализа выходила замуж в маленькой бисерной тиаре с кружевной вуалью. Вид у них был счастливый – но кто выглядит по-другому на собственной свадьбе? Тут же стояли снимки Пола и Аннализы на чьем-то дне рождения, в бумажных колпаках; была еще фотография Пола и Аннализы с родителями – судя по всему, ее – перед таунхаусом в Джорджтауне; другие фотографии: Пол в байдарке, Аннализа на ступеньках площади Испании в Риме. Все выглядело до того банально, что Минди даже испытала разочарование.

Теперь ее путь лежал в спальню – комнату с камином и встроенными книжными полками. Она полюбовалась большой кроватью под балдахином, но от простыней поморщилась – золотые, вот безвкусица! Затем перешла к туалетному столику и проявила интерес к флаконам духов на серебряном подносе. Наибольшее внимание привлек флакончик Joy – настоящие духи, а не туалетная вода, подаренная ей, Минди, Джеймсом и Сэмом на День матери несколько лет назад и так и стоявший нетронутым, потому что ей было не до таких девчоночьих глупостей, как духи. Другое дело – спальня другой женщины: здесь Минди аккуратно сняла крышечку и подушилась за ушами. Потом присела на край кровати и огляделась. Каково это – быть Аннализой Райс, никогда не переживать из-за денег? Нет, за такие фантазии всегда приходится расплачиваться, и в данном случае этой расплатой был Пол Райс. Как может женщина жить с таким мужчиной? Джеймсом она, Минди, могла по крайней мере управлять. Да, он не совершенство, зато рядом с Джеймсом она могла быть самой собой, а это значит в жизни гораздо больше, чем постельное белье Pratesi.