И очевидно, из-за пережитого стресса в этот день мне больше не запомнилось больше ничего кроме того, что тянулся он для меня мучительно долго и казалось, мама никогда уже за мной не придёт. Но всё на свете кончается, наступил вечер, и мама, конечно же, пришла за мной. Про ключи и волшебные слова я ей ничего не стала рассказывать, потому что из слов Надежды Викторовны, произнесенных в течение дня в мой адрес, я уже вполне была уверена, что всё так и должно было быть. Что взрослые сильные и всегда лучше знают, как должны поступать дети. Ну, а если воспитательница права, то какой же смысл жаловаться маме на что-либо?

Справедливости ради, стоит сказать, что Надежда Викторовна хоть и на самом деле оказалась строгой и требовательной, но не злой (незлая и добрая – разные вещи) и почти справедливой к детям, за одним исключением.

Но и это исключение вполне можно понять: воспитатели тоже люди, и как у обычных людей, кто-то из детей у них может вызывать гораздо большую симпатию, чем вся группа, вместе взятая. Может, это и непедагогично, но человеческие чувства ещё никто не отменял. К тому же, выказывая симпатию к одной девочке, Надежда Викторовна отнюдь не гнобила других детей. Просто была ко всем остальным чуть строже, чем к Маше Кузнецовой.

Да и трудно было оставаться равнодушным к такой хорошенькой мордашке, как у Машеньки. Темные кудрявые волосы до плеч, чёрные глаза и, самое главное, Машенька почти всегда и всем улыбалась. Улыбалась так, как улыбается счастливый и всеми любимый ребёнок, который ещё не знает, что не всё в жизни солнечно и радостно. Ну и, конечно, дефицитные подарки для воспитательниц от Манечкиных родителей тоже подкрепляли тёплые чувства к воспитаннице.

Вечер после первого детсадовского дня прошёл спокойно. Мама расспрашивала меня, чем нас кормили, с кем я подружилась и спала ли я днём во время тихого часа. Я совершенно спокойно что-то ей рассказала, ничем не выдав своих страхов по поводу утреннего происшествия, поиграла с сестрой, которая после детсадовской группы показалась мне безопасной, а значит, очень хорошей. Вот когда я оценила её присутствие в своей жизни! Не зря говорят, что всё познаётся в сравнении. Если бы при ней меня кто-то обидел, Олеська не стала бы на это молча смотреть, как дети в детском саду!

Такие уверенные выводы я, видимо, сделала на том основании, что уже на тот момент мы почти всегда заступались друг за друга перед родителями, выгораживая одна другую. Хотя была в этом заступничестве и своеобразная корысть: если одну из нас накажут и поставят в угол, то второй-то будет не с кем играть и придётся скучать в одиночестве!

По моим спокойным ответам мама не заподозрила никакого подвоха, и тем сильнее было её удивление, когда на следующее утро я наотрез отказалась идти в садик. Очень мне не хотелось снова оказаться во власти Надежды Викторовны! Но мама-то тоже взрослая! А взрослых приходится слушаться, даже если тебе этого очень не хочется. Я ныла, упиралась и гундела всю короткую дорогу до сада.

Когда мама насильно втолкнула меня в группу, я немного примирилась с горькой судьбой: воспитательница с утра была другая – Елизавета Геннадьевна. График у них был посменный, одна до обеда, другая с обеда до вечера. Елизавета Геннадьевна вчера была в вечерней смене, значит, сегодня она с утра. Она была гораздо мягче и спокойнее Надежды Викторовны, с вежливыми словами после полдника и ужина ко мне вчера не приставала, и при виде её я слегка успокоилась, отцепилась от мамы и пошла в группу.

В первые же детсадовские дни я обзавелась двумя заклятыми подружками, с которыми продружила до самого окончания подготовительной группы. Заклятыми же они для меня были потому, что каждая из них хотела дружить со мной, но категорически не желала дружить и общаться с другой. Что интересно, потом и в жизни я постоянно оказывалась в таких трио посередине. И до сих пор мне непонятна эта вражда: почему нельзя было дружить и общаться втроём?..

Девочек звали Аля Рафалова (коротко стриженые чёрные волосы, узкие чёрные глаза, сердито поджатые губы) и Лиза Миронова (круглое лицо, мягкие каштановые волосы и тихий голос). Первой ко мне подошла Лиза, поделилась в песочнице формочками и ведёрком и мы начали ковырять песок вместе. Рафаловой это почему-то не понравилось. Она подошла нахмуренная, оттолкнула Лизу и прошепелявила:

– Не играй с ней, давай я с тобой буду играть.

От такого напора я растерялась, а Лиза заревела, но отступать и не подумала. Через минуту девчонки уже дрались, а я таращилась на них, не понимая, почему нельзя играть втроём. Песка, что ли, мало?

Как поступить в такой ситуации, я так и не смогла сообразить, но меня выручила Елизавета Геннадьевна. Она, конечно же, сразу заметила драку, развела девчонок в разные стороны и обеих наказала, не желая разбираться, кто виноват и кто первый начал. Посадила в беседке по разные стороны от себя до конца прогулки. Девчонки молча дулись друг на друга, а в конце прогулки, когда все отправились в группу, обе демонстративно приклеились ко мне.

Вольно или невольно воспитательница, подсказала им выход – одна слева, другая справа. Между собой они держали вооружённый нейтралитет, чтобы снова не нарываться на наказание, но иногда их выдержка давала сбой и драки, хоть и редко, всё-таки случались. Зато счастью одной не было предела, если другая заболевала и не являлась в садик. В таком случае здоровой счастливице я доставалась целиком. Ну, а всякие простуды в детском саду не редкость.

Отдельная детсадовская тема – мальчики. Случалось, кто-нибудь из мальчишек начинал задирать девочек, но особых драчунов у нас в группе не было. Мне нравился Денис Фоменко, сын воспитательницы Елизаветы Геннадьевны, кудрявый блондинчик. А Денису нравилась Аня Гольцова. Так как на меня он не обращал никакого внимания, а дружил с Аней, я немедленно записала Аню в красавицы и стала исподтишка за ней наблюдать, пытаясь понять, в чём же секрет её привлекательности.