Он попытался схватить ее, но она забрала ключи. Он начал вставать, но она обрушила ладонь на его плечо.

— Ешь, — сказала она холоднее, чем хотела, но не стала извиняться. Она сжала сверток с Косой Матери, повернулась и миновала хозяина дома, направилась к комнате, к которой подходил ключ.

Каспиан мон сидеть там и ломать хлеб в комнате с врагами Мокоши. Но она сделает только то, за чем сюда пришла. Согреется, переждет бурю, а потом убьет беса.

* * *

Каспиан проводил ее взглядом, потирая виски пальцами. Ему стоило идти за ней, или от этого станет только хуже?

— Я знаю, что ты напился ночью и что-то сделал с Бригидой, — Стефан пронзил его мрачным взглядом из-под темных бровей.

Он скрестил руки и склонился к столу.

— На что ты намекаешь, Стеф? Просто скажи.

Стефан покачал головой, но не отвел взгляд. Он хмурился.

— Твое пьянство переходит границы. Сколько еще ты будешь топить чувства в спирте?

Он сжал край стола, шумно дышал. Не суженую Стефана убили несколько недель назад. Не его отец лежал при смерти. Не его мать пропала, оказавшись у беса. Не женщина, которую Стефан любил, медленно погибала от метки демона.

— Сколько нужно.

Стефан склонил голову, приподняв темную бровь.

— А тебе нужно?

Игра слов. Он резко выдохнул носом и закатил глаза.

— И пока тебе «нужно», что это значит для всех вокруг тебя? — спросил Стефан. — А если, пока ты будешь пьян так, что не сможешь ходить, бес убьет твою мать при тебе? Как ты будешь с ним бороться?

Это не произойдет так. Стефан выдумывал.

— А если ты потеряешь сознание от выпивки и пропустишь последний вдох отца? Не успеешь к его постели?

Он посмотрел на Стефана. Это было глупо.

— А если бы прошлой ночью ты выпил еще немного больше и разрушил то, что у тебя с Бригидой?

— Что ты знаешь об этом? — парировал Каспиан и скрипнул зубами.

Стефан с пониманием поднял голову, но взгляд был мрачным.

— Так вот, что случилось.

Каспиан фыркнул и покачал головой, скрестив руки.

— Это не из-за выпивки. Мы не сошлись во мнениях.

— Так ты это называешь? — буркнул Стефан. — Удивлен, что она не побила тебя жестоким образом, который тебе даже представлять не надо, ведь ты видел, — Стефан удерживал его взгляд. — Ты уже сам не свой. Тебе нужна помощь, а не бутылка.

Был ли живой человек, который мог вынести потерю всех любимых, не найдя способ отвлечься?

— Это чтобы забыть. Днем и ночью я ощущаю потерю, горе и смятение, едва могу дышать от этого. И на пару часов я могу забыть и быть свободным. Стеф.

— Но забвение не исцеляет.

Он не ответил на это, сидел в тишине, голоса жителей деревни за столами неподалеку и треск огня наполняли комнату.

— Ты — мой друг, и я не хочу, чтобы ты пошел по дорожке моего отца. Ты лучше этого.

Отец Стефана напился и умер, но, что хуже, он оставил следы на Стефане, загнал его мать в раннюю могилу. Он портил жизни людей, которых любил, чтобы притупить старую рану выпивкой. Он был жалок, разрушал все из-за трагедии, и…

Он мог справиться со старой раной иначе. Он мог жить дальше, а не пытаться забыть.

Каспиан потер лицо. Стефан, конечно, был прав. И он это знал.

Но пережить потерю было не так просто. Боль грозила раздавить его.

— Но мне так тяжело. Так тяжело. Что мне делать?

Стефан мягко улыбнулся, такое бывало редко. Он раскрыл объятия.

— Иди ко мне. К Бригиде. Ко всем, кто заботится о тебе. И говори. Говори, пока слова не выйдут, пока ты не перестанешь вспоминать. Говори, пока не станет легче.

Он сжал губы, сглотнул. Было непросто пойти к кому-то и… говорить. У Стефана, Бригиды и остальных были свои жизни, дела, заботы, и не было времени слушать его жалобы, от которых ему стало бы лучше. И мужчины не полагались на остальных, чтобы стать сильнее. А если от этого они станут смотреть на него иначе?

Но… если не просить поддержки, он станет как отец Стефана.

— И найди себе занятие, — Стефан издал смешок. — Скажи, почему я перестал находить спрятанные картины в своей конюшне?

Рисуя, он постоянно возвращался к одной теме: Роксане. Было больно снова и снова, он пытался запечатлеть ее на холсте, но без толку, и… отступал. От нее. Но чему-то в его сердце нужно было прозвучать, и это можно было выразить только кистью. Может, это можно было выразить и словами.

Женщина кашлянула. Служанка. Слезы выступили на ее глазах, она опустила хлеб и бигос, шмыгнула носом и вытерла щеку. Она ярко улыбнулась Стефану и оставила их. Молния Перуна, Стефан проводил ее взглядом.