– Ваше Величе… – нарушивший наступившую тишину голос Овчинникова заставил меня дернуться – Не стреляйте! Одолели мы супостата, Ваше Величество!

Я засунул саблю в ножны, убрал стул. Подхватил Афанасия по руку и мы вместе вышли из тронного зала. В примыкающей анфиладе была жуткая картина. Прямо под ногами у нас лежали, уставившись широко раскрытыми глазами в потолок, с десяток окровавленных мужчин. Еще несколько человек, покачиваясь, стояли под охраной казаков. Овчинников вместе с Перфильевым бросились ко мне, стали ощупывать.

– Жив, жив – я передал Никитина на руки солдатам.

Утерев подрагивающей рукой выступивший на лбу пот, я попытался собраться с мыслями. Слишком много событий промелькнуло за последние несколько минут.

– Где Татьяна?

Перфильев тяжело вздохнул, Овчинников отвел взгляд.

– Что с Харловой?!!

– Спаси Бог – перекрестился Перфильев – Погибла она.

Я на подгибающихся ногах бросился в левое крыло дома. Добежал до комнаты Коли, растолкал плачущих слуг. Над телом Татьяны завывал полностью одетый Николай. Лицо Харловой было обезображено сабельным ударом, все стены были в брызгах крови. Я пошатнулся, схватился за плечо Жана.

– Походя убили, изверги – прошептал мажордом – Чтоб под ногами не мешалась…

Внутри все перевернулось, хотелось завыть, как Коля, но я стоял соляным столбом. Харлов повернул ко мне мокрое лицо, поднялся с колен.

– Меня, меня казни!

– О чем ты, Коленька – захлопотал Жан – Обеспаметствовал.

– Я виноват! Провел людей господина Державина в дом. С черного хода.

Этого удара я уже выдержать не мог. Схватил парня за шею, прижал к окровавленной стене. Принялся душить. Харлов хрипел, но не сопротивлялся. Воющие слуги повисли на руках, в комнате появились мрачные Хлопуша и Шешковский. За ним вбежала бледная Маша Максимова. Стала отдирать мои руки от шеи парня.

– Отпусти его, царь-батюшка – произнес Степан Иванович – Не марай руки, мы сами.

Я бросил хрипящего, посиневшего Харлова на землю, пошатываясь вышел прочь.

В голове было абсолютно пусто, лишь в ушах звенело. За мной выбежала причитающая Маша. Рванула рукав рубашки, сразу начала перевязывать левую руку.

– Боже, боже… – причитала она, ощупывая меня.

Подошедшие Овчинников с Перфильевым деликатно отвернулись. Последний так и вовсе смахнул слезу. Меня же словно парализовало. Дышать было тяжело, ноги подгибались.

“Возьми себя в руки, тряпка! Ты царь! На тебя люди смотрят” – лишь неимоверным усилием воли я поборол желание завыть.

Отослав Машу и пробежавшего Максимова на помощь раненым, я пошел в кабинет. Разжег камин, после чего устроился в кресле, закрыл глаза. Сколько ни гнал от себя лицо мертвой Татьяны – Харлова отказывалась “уходить”. Я встал прошелся по комнате. Помогло наблюдение за суетой солдат на кремлевской площади. Овчинников с Перфильевым расставляли усиленные караулы и даже выставили на прямую наводку пушку. Единорог глядел своим дулом прямо на закрытые ворота. Даже если кто-то и прорвется внутрь – его встретит заряд картечи. С пальником стоял лично Федор Чумаков. Вот всегда у нас так. После драки – машем кулаками.

Надо признаться, попытка моего убийства, кем бы она ни была предпринята, почти увенчалась успехом. А это значит, что меры безопасности были недостаточными. Надо вводить пропускную систему, пароли с отзывами. Кровь из носу требуется усилить агентурную работу. Ведь нападение на меня – это провал работы Тайного приказа.

В дверь постучали. Заглянул вооруженный до зубов казак, спросил:

– Царь-батюшка, тута до тебя Хлопуша с Шешковским просятся.

– Пущай.

Тайники были хмуры, отворачивали лица. Я вяла поразмышлял могут ли они быть причастны к покушению. Хлопуша только терял от моей смерти. Скорее всего на этом вся пугачевщина на Руси быстро бы закончилась. Екатерина подтянула бы войска и быстро разбила Овчинникова с Перфильевым. Подуров бы на нижней Волге продержался бы подольше. Лысов с Шигаевым так и вовсе имели все шансы отложить Сибирь от Российской империи на долгие годы. Особенно, если будут жить в мире с инородцами.

– Все подтвердилось – нарушил молчание Шешковский – Харлов провел заговорщиков в дом. Открыл дверь черного хода. Двадцать один человек.

– Кто главный?

– Некто подпоручик Державин. Был с Бибиковым в Казани, уцелел после битвы на арском поле.

Черт, черт! Я схватился за голову. Знаменитый русский писатель и поэт вляпался в мое покушение.

– Он жив?

– Ранен, Максимова его перевязывает – включился в беседу Хлопуша – На виселицу взойти сможет.

И ведь ничего, абсолютно ничего не сделаешь. Если я помилую Державина – меня просто не поймут в войсках. Авторитет, заработанные таким трудом, исчезнет мгновенно и до нового покушения ждать останется не долго.

– Кольку Харлова тоже на виселицу? – деловито спросил Степан Иванович.

– Судить. Всех – решил я затянуть вопрос – В моем Судебнике есть статья о покушении на царя.

– Вот еще время тратить – пожал плечами Афанасий Тимофеевич.

– А ты язык то попридержи! – не выдержал я – Вы прохлопали заговор!

Тайники потупились.

– Пущай идет следствие, а потом казанские судьи решат. Будет приговор – будет казнь. Вняли ли?

Оба мужчины синхронно кивнули.

В дверь опять постучали, зашел Мясников. Одноглазый был тоже хмур, но деловит.