Шрифт:
Гости восторженно аплодировали.
– Теперь судите сами, где высокое искусство, а где пошлость и кривлянье. Но мы не собирались вам мешать. Развлекайтесь, дети.
Николай Николаевич увел «стариков» в свой кабинет, где они охотно расписали «пулечку».
– Родителям не понятна тонкая игра настроений, – сказала Марика. – Бобби, вы обещали нам почитать Северянина. Пожалуйста, прочтите «Berceuse осенний».
Бобби вставил монокль и начал читать, завывая:
День алосиз. Лимонолистный лесДраприт стволы в туманную тунику.Я в глушь иду, под осени berceuse,Беру грибы и горькую бруснику.Кто мне сказал, что у меня есть мужИ трижды овесененный ребенок?..Ведь это вздор! Ведь это просто чушь!Ложусь в траву, теряя пять гребенок…Поет душа, под осени berceuse,Надежно ждет и сладко-больно верит,Что он придет, галантный мой Эксцесс,Меня возьмет и девственно озверит…Монокль выпал и повис на шелковом шнурке. Публика была в восторге. Затем он прочел стихи Бурлюка, в которых воспевалось «девичье лоно».
– Теперь Бодлера! – кричали барышни.
Бобби по-французски, грассируя, гнусавя и закатывая глаза, прочел стихотворение «Падаль» из цикла «Цветы зла».
– Гениально!
– О, еще, еще! – кричали ему.
– Не могу больше, устал, – капризно сказал Бобби, вставляя монокль.
– Концерт окончен, будем играть в фанты! – объявила Марика.
Она взяла вазу с заранее приготовленными билетиками, свернутыми в трубочки, и обнесла гостей. Каждый взял записку и вслух прочел «задание». Например: пройти на четвереньках по комнате, подлезть под рояль и прокричать петухом, быть исповедником грехов, рассказать о своей первой любви или анекдот. Под общий хохот все исполняли свои номера.
После фантов играли в «пропажу».
Одному из юношей завязали глаза, а Марика в это время спрятала за корсаж свой платок. Молодой человек, когда с него сняли повязку, должен был его найти. Когда он приближался к Марике, гости кричали «тепло», а когда удалялся – «холодно». Окончанием игры должен был служить возглас «горячо», но он, конечно, так и не прозвучал. Под общий смех Марика вынула из-за корсажа «пропажу», а молодому человеку назначили штраф: помяукать, полаять и поблеять под столом. Все это он исполнил с большим мастерством, чем привел компанию в восторг.
Марика раздала гостям карты «Флирт цветов», и все стали соревноваться в искусстве делать комплименты и объясняться в любви от имени цветов.
Так развлекались до самого ужина.
В час ночи, проводив последних гостей, Юрий сказал:
– Не пойму, почему девицам из семей нашего круга нравятся песенки про наркоманов, проституток и сутенеров.
– Юрка, ты подлец! – Марика выбежала, хлопнув дверью.
Ольга Александровна выразительно посмотрела на сына, как бы напоминая: давно ли сам был таким же; а Николай Николаевич пожал ему руку:
– Слава богу, ты начал взрослеть.
– Я к вам, Николай Николаич, на сей раз по сугубо личному делу, – говорил водочник Буянов, входя утром в канцелярию Назарова.
Он уселся в предложенное кресло. Назаров угостил купца сигарой. Оба закурили.
Буянов был водочным королем России, поставщиком двора Его Величества, в каковые попал, дав хорошую взятку коменданту дворца, а тот убедил кого надо, что водка Буянова лучшая в мире.
Купец славился в Москве своим распутством, о нем рассказывали анекдоты, один скабрезнее другого. Внешне он походил на героев пьес Островского: с гладкой прической, напомаженным пробором, небольшими закрученными усиками, какие часто встречаются у лакеев и парикмахеров. Зато носил дорогие английские костюмы, большую жемчужину в галстуке и бриллиантовый перстень на указательном пальце правой руки, который часто выставлял вперед во время переговоров с партнерами. Этот указующий перст знали многие.
– Сегодняшнее дело не касается моей фирмы, – начал Буянов, – оно сугубо интимного свойства. Буду с вами как на духу. Я верующий человек, ей богу! – он перекрестился. – Мне нужно во что бы то ни стало развестись с моей дражайшей Диной Ивановной, причем как можно скорее.
– По чьей вине развод?
– Разумеется, не по моей! Чего ради я буду содержать ее? Не в моих правилах бросаться деньгами. Настоящая причина развода в том, – говорю, как на духу, – что мне нужен наследник. Как я ни старался, у нас с Диной Ивановной ничего не вышло. Подумайте, вот я умру, и труд всей моей жизни пропадет. Зачем же, спрашивается, я жил?
– Бесплодие не может служить поводом для развода, Петр Петрович. Нужна доказанная измена и свидетели адюльтера.
– Не беспокойтесь, я все предусмотрел. Вы только не осуждайте меня.
– Зачем же осуждать…
– Я должен во всем вам признаться – как на духу, ведь я верующий.
– Конечно, Петр Петрович, мне необходимо знать все, чтобы я мог защищать ваши интересы.
– Вот именно. Так вот, я инсценировал измену жены. Из меня мог выйти гениальный режиссер, хе-хе. В общем, однажды в Петербурге я остановился вместе с женой в гостинице и ушел на весь вечер, якобы по делам. Дождавшись, когда моя жена разденется и ляжет, я втолкнул в наш номер одного типа. Тот запер дверь изнутри. Тут явился грозный муж, то есть я. Ну как бы только что вернувшийся к себе. Стучу в дверь, а мне не открывают! Ору на всю гостиницу. Жильцы повыскакивали из своих номеров, сбежалась прислуга. Коридорный открыл дверь запасным ключом, и все увидели, как моя Дина, полуголая, в постели, вырывается из объятий нанятого мною актеришки. Я шумел, бесился от ревности, рвался убить соперника, как настоящий Отелло. Меня еле удержали. Жена кричала, обзывала меня сволочью и негодяем, но ей никто не поверил. Тут же, на месте, я завербовал свидетелей. Вот их адреса. Свидетели самые подлинные, не беспокойтесь.
Буянов вынул из бумажника листок и положил его на стол.
– Я, конечно, оплачу их показания, ну просто из благодарности. Как видите, измена налицо. Комар носа не подточит.
Николай Николаевич, всегда считавший себя джентльменом, был возмущен подлостью купчишки, но смолчал.
– Кого надо в консистории подмазать – действуйте, – продолжал Буянов, – я на все согласен. Духовные тоже денег стоят, знаю… Теперь объясню, почему мне экстренно нужен развод. Я нашел новую жену. Вы ее знаете. Это королева оперетты Ванда Станиславовна Поздняковская. Сейчас она блистает в оперетте «Веселая вдова». Сам Легар подарил ей свой портрет с автографом: «Первой русской веселой вдове». В прошлом Ванда Станиславовна была певичкой в варшавском кафешантане. Я осчастливил ее, взяв к себе за хороший голос и стройные ноги. Привез в Петербург, где она училась петь и танцевать у лучших профессоров. Я вложил в нее кучу денег, сделал королевой сцены, теперь ее знают по всей России. Вы наверняка ее видели?