— Тогда это была моя ошибка, детка. Мне все еще нечего предложить тебе, кроме удовольствия. Я приложу все усилия. Я сделаю так, чтобы тебе было чертовски хорошо.

Сейчас они не боролись, но скоро снова начнут. На данный момент ему нужна была это блаженная передышка, перемирие, вызванное возбуждением.

Почему единственная женщина в мире, которая могла принести ему такой покой, была также единственной, кто мог зажечь фитиль и превратить его в безумца, которым, как он поклялся, никогда не будет?

Роман отбросил эти мысли в сторону. Есть только сейчас. Только это. Только Тина.

Медленно, он вернулся к ее совершенным пальчикам на ногах, обрадовавшись, когда она вздрогнула от его прикосновения. Когда он в последний раз думал о ступнях женщины как об очаровательных? Никогда. Правда, ни разу. Но он хотел осмотреть каждый сантиметр Августины, как драгоценность, ведь он знал, что, в конечном счете, потеряет ее, поэтому ему нужно было запечатлеть ее до мельчайших подробностей.

Он снова перевернул ее, отчего она ахнула. Затем она нахмурилась, поджала великолепные губы и сжала руки в кулаки, словно пыталась удержать себя от того, чтобы дотянуться до него. Или потому, что думала, что может его ударить. С Тиной никогда не знаешь наверняка.

— С каких это пор ты решил, что можешь управлять мной как куклой? — Вопросила она.

Он ухмыльнулся. Значит, она заметила, что он все еще может поднять ее и нести на руках. Ежедневные тренировки держали его в форме, но, возможно, ему придется увеличить кардионагрузки, если он собирается провести в ее постели несколько недель.

Он дернул ее вниз на кровать так, чтобы ее попка оказалась на краю, а киска — широко раскрытой для него. Ее кожа покраснела и окрасилась в милый розовой цвет, а соски напряглись, требуя внимания. Роман уже мог сказать, что ей нравятся эти медленные ласки, поцелуи и прелюдия всю ночь напролет. Возможно, она не хотела этого признавать, но ее тело не лгало.

Он заставил ее согнуть ноги и опереться на край кровати.

— Не знаю, заметила ли ты, но мне нравится быть главным.

Она сверкнула глазами:

— Ты мне не начальник.

Еще один вызов, но ему следовало этого ожидать.

Он положил правую руку на небольшую округлость ее живота. Так раздражающе близко к желанной плоти… но скоро он доберется и туда.

— Хочешь поспорить со мной? Как насчет того, что я войду в тебя, пока ты не признаешь, что в постели главный — я?

— Ты сдашься раньше, чем я, — поклялась она. — Я все контролирую, Роман. Всегда. Я должна. Это все очень мило, но я тебя сделаю.

Чтобы она могла решать трахнуть его или бросить? Вот что она имела в виду. Этот симпатичный рот мог вешать ему лапшу на уши весь день, если бы ей пришлось защищать свое эго. Прежде он обиделся бы на ее резкие слова и начал бы ругаться. Теперь же он просто закрыл рот и поклялся, что не сдастся, пока она не покорится ему.

Он улыбнулся ей, удовлетворенный, когда на ее лице мелькнула тень беспокойства.

— Я принимаю твой вызов, детка. Посмотрим, кто сдастся первым.

* * * *

— Посмотрим. — Тина вонзила ногти в ладони. Иначе, она бы сделала именно то, чего клялась не делать. Она начала бы умолять.

Она не была уверена, в кого, черт возьми, превратился Роман, но эта новая версия была гораздо более сногшибательной, чем предыдущая. Новый Роман медленно сводил ее с ума своими продолжительными ласками, неторопливыми поцелуями. Он не пропустил ни одного сантиметра на ее теле. Ну, кроме одного места, где она нуждалась в нем больше всего.

— Почему ты все еще одет, в то время как я голая? — Она проглотила вопрос, когда он прекратит эту пытку и наконец, поласкает ее киску языком.

Но она не могла дать ему такую власть над собой. У него и так уже ее достаточно. Мольба была неприемлема.

Он опустил голову, его рот завис у ее губ.

— Потому что ты такая красивая, Августина. Думаю, тебе вообще не стоит носить одежду.

Да, он сводил ее с ума. Роман, которого она помнила, не разговаривал и не дразнился во время секса. Тот Роман трахался. О, он хорошо умел трахаться, и в те счастливые минуты, что она была с ним, она чувствовала, что он действительно нуждался в ней — по крайней мере, чтобы достигнуть оргазма. Но теперь он обращался с ней так, словно она была центром всей вселенной, и это было совершенно новое для нее ощущение.

И такое опасное.

Она не собиралась говорить ему, что ей нравится быть голой в его присутствии. Ощущение того, как ткань его брюк трется о нежную кожу между ее ног, заставляло ее чувствовать себя распутной и сексуальной, словно она была подарком, который он бросился разворачивать, потому что не мог ждать ни секунды больше.

— Думаю, пресса будет в восторге, когда увидит, что я разгуливаю повсюду в чем мать родила.

Его рот слегка коснулся ее, язык подразнивал, прежде чем с сожалением отступить.