— Насколько трудно быть таким ханжой? — размышляла вслух Тина, наполняя стакан скотча на два пальца. — Тебе самому приходится засовывать шило себе в задницу или у тебя есть помощник, который делает это за тебя?

— Я не шучу, Тина.

— Я могу уйти, если ты хочешь. Так я буду подальше от бара.

— Перестань умничать. Зачем вы с Лиз проделали этот фокус с исчезновением?

— О чем ты беспокоишься, Роман? Две одинокие женщины ушли в отрыв без — какой ужас — мужского сопровождения. Наверное, наши женские умишки могли завести нас в неприятности…

— Я не это имел в виду. Не строй из себя застенчивую дуру. И не притворяйся, что ты сама невинность.

Она стояла там с хрустальным бокалом в руке, соблазняя его этими роскошными изгибами, едва прикрытыми шелком ее коктейльного платья.

— Конечно, я же не такая. Мы оба знаем, что ты обо мне думаешь. С таким же успехом я могу носить алую букву «А» на груди2. И если я продолжу это скандальное поведение, то совращу бедную невинную Элизабет.

Почему она берет все, что он говорит или делает, и переворачивает с ног на голову?

— Я этого не говорил. Совершенно не это имело в виду. И я прошу прощения за то, что ты услышала, когда вошла в комнату. Я просто не хочу, чтобы все наши личные проблемы освещались в прессе. Мне это ненавистно.

— Ты стыдишься, что спал со мной. Я знаю. Ты предельно ясно объяснил мне это еще несколько лет назад.

— Черт возьми, Тина, это не то, что я сказал или что пытаюсь сказать. Я только заметил, что не хочу, чтобы кто-то составлял диаграмму со стрелками, чтобы показать, с кем мы все спали. Если это делает меня кем-то вроде ханжи, то пусть будет так. Черт, последние несколько лет я и есть чертов ханжа. — Ему нужно было вернуться к сути. — Но ты не можешь так уводить Лиз.

— Почему?

— Это небезопасно, — отрезал он.

Она покачала головой, выражение ее лица сказало ему, что она считает этот аргумент ужасно глупым.

— Мы были в двух кварталах отсюда, общались с агентами секретной службы. Мы поужинали и выпили пару бокалов. Очевидно, большую часть этого времени за нами присматривал Коннор. Какая именно опасность нам угрожала?

— Тебе не приходило в голову, что ты являешься выгодной целью? — Он должен был что-то сделать. Он не мог бегать за ней всю поездку, чтобы удостовериться, что она не попадет в неприятности… или кровать Мэтью Кэмпа.

Она фыркнула.

— Нет. Это не приходило мне в голову. Однако, если мне что и бросилось в глаза, так это твоя паранойя. Опять же, мы были с агентами секретной службы.

Он не мог доверять никому, кто не был частью внутреннего круга Зака. Если этот заговор зрел так давно, как он подозревал, русские наверняка внедрили тайного агента в окружение президента.

— Вот почему вы ушли? Ты хотела подобраться поближе к этим мальчикам? Тина, пожалуйста, не заставляй меня увольнять их.

— С чего бы тебе их увольнять? Насколько я могу судить, они полностью компетентны.

— Да, но клянусь богом, если я поймаю одного из них, пялящегося на тебя, то в то же мгновение вышвырну отсюда его задницу.

Тина со стуком опустила бокал.

— Мило. Ты не хочешь меня, но, черт возьми, не можешь допустить, чтобы я досталась кому-то другому.

Вот тут она была не права.

— Кто сказал, что я тебя не хочу? Хотел бы я перестать тебя хотеть. С момента нашей встречи, я сгораю от желания каждую минуту каждого дня.

Она покачала головой в ответ.

— Так значит, я как героин? Ты понимаешь, что я врежу тебе, но иногда тебе просто нужно принять дозу?

— Этого я тоже не говорил, Тина. — Он так устал. Почему они всегда ссорились?

Роман опустился на место, которое освободил Зак, и пожалел, что не может все ей рассказать. Он многое отдал бы, чтобы прекратить хранить секреты, которые ставили их по разные стороны баррикад. Но он не мог сделать это, не рискнув ее безопасностью. Чем больше она знала, тем большую цель представляла для русских. Черт, он даже согласен рассказать, что одной из причин, по которой он три года назад убедил Зака ее нанять, было то, что он чертовски сильно по ней скучал. Но теперь между ними такие ужасные отношения, что Тина ни за что бы этому не поверила. Или рассмеялась бы ему в лицо. Или, может быть, переспала с ним.

Он был не уверен, чего из вышеперечисленного он боялся больше.

Даже когда он влюбился в Джой, какая-то часть него жаждала Августину. Иногда он думал, что убедил себя в любви к Джой, потому что она была полной противоположностью Тины, и, если его сердце принадлежит Джой, то он никак не может быть одержим сексуальной, нахальной луизианской красоткой. Потому что Джой никогда не злила его. Она никогда не бросала ему вызов. Он никогда не кричал на нее, потому что она никогда не давала повода. И, уж конечно, Джой никогда не заставляла его хотеть вырвать собственное сердце, потому что он не испытывал к ней таких чертовски сильных чувств.