– Собирайтесь давайте, – в Кирилловых словах сочилась злоба.

– Уже? Вроде пришли только, – фыркнула Нателла и удалилась с балкона.

– Слышал? Всюду на посмешище меня выставляет, – процедил Кирилл. Он бросил с балкона окурок и отправился вслед за женой.

Дворовой, конечно, любил их. По-своему – даже брата, хотя тот и был нескончаемым мудаком. Но от них всегда было очень душно. То ли из-за того шума, что они создавали, то ли из-за тех воспоминаний, что колыхались в Жоре при каждом их приходе. Вот и сейчас он был рад, что они уходили. Уходили, оставляя ему уже остывшую еду, согретое этой семейной духотой пиво и устряпанный расплавленным зефиром столик микроволновки, что с распахнутой пастью взирала с холодильника на Жору, пока тот забирал с кухни оставленный золовкой телефон.

– Ну ты, брат, моё предложение-то обдумай, – сказал Кирилл, натягивая мокасины. – И это, подключи ты уже себе интернет, как все люди нормальные. А то, чувствую, без телека скоро коньки отбросишь. Так и не узнаешь, у кого там наследство не поделено, а кто голубой.

– Да ладно тебе! Жорка же у нас фантазёр, – подметила Нателла. – Сам в голове своей фильмов понапридумывает.

– Дядь Жор, вы со второго этажа телевизор себе принесите. А то кто-то до помойки не донёс, – засмеялся Стас. Дворовой потрепал нехило вымахавшего за последний год мальчишку по голове, и с раздражёнными оханьями гости удалились из квартиры.

Мужчина проследил за тем, как они вышли из дома, сели в машину и вместе с ней исчезли из поля зрения. Затем Дворовой ринулся в подъезд, спустился на три этажа ниже, и, дивясь тому, что это древнее чудо телевизионной техники всё ещё находилось на своём месте, обхватил его обеими руками, а затем, поёживаясь от накатившего ощущения за собой слежки, побрёл обратно, в свою квартиру.

Ну а чего? Раз не надобно оно никому, то не пропадать же! Она, может, машина эта и не работает, так на запчасти вдруг пригодится. Надо бы у мужиков на работе поспрашивать, кому такое богатство нужно, размышлял Жора, преодолевая один за другим лестничные пролёты. Он пыхтел, едва поспевая за собственным дыханием и отгоняя от себя тревожные мысли, что кто-то вот-вот прильнёт к дверным глазкам и уличит его в присвоении чужого добра, оставленного тут ради некоего странного социального эксперимента, а вовсе не из-за желания выкинуть хлам. У самого-то Жоры этого хлама хватило бы целый блошиный рынок ассортиментом обеспечить на неделю торговли.

Разместил Жора своё приобретение на кухонном обеденном столе. Всё равно тот никогда не использовался по прямому назначению. Поставив туда телевизор, Дворовой принялся его разглядывать. На корпусе всюду были царапины, а кое-где и трещины, словно реки и расселины, какими их видно с огромной высоты. Они были грубо декорированы следами от липкой ленты, которой, вероятно, прежние владельцы пытались залечить нанесённые машине травмы. Несколько кнопок на передней панели отсутствовали, обнажая выступающие оттуда пластмассовые костяшки устройства. Кнопка включения тоже держалась на добром слове, и, казалось, что при попытке её нажать, она, отпружинив, непременно отскочит и вылетит к противоположной стене, зацепив по пути кого живого, причём нарочно. На обратной стороне устройства Жора обнаружил пульт дистанционного управления, скотчем примотанный к нижней части корпуса. До чего же заботливо кто-то обошёлся с этой шарманкой – почти что с любовью, думал Дворовой, отрывая одну за одной тонкие полоски клейкой ленты. Цифры на пульте над некоторыми кнопками почти стёрлись, но всё равно можно было легко понять какая где.

– Ну и чего мне с тобой делать? Хоть какой-то есть с тебя толк? – пробубнил мужчина и потянул провод к розетке, что размещалась аккурат под столешницей.

На экране загорелись цифры «00». Две скупые зелёные цифры в правом верхнем углу, они были наложены поверх агрессивной серой ряби, что простиралась по всему экрану и билась о его края подобно горной реке, готовой вот-вот подхватить заблудшего туриста и унести его с собой.

Антенны у устройства не было. Кто-то, видать, сломал. От неё оставался лишь короткий металлический огрызок. Мужчина вспомнил, как давным-давно точно также его брат сломал антенну на только-только купленном Жорой телевизоре. Дворовой принёс в его дом, потратив свои первые, заработанные в детском лагере, деньги. Семья тогда во всём себе отказывала. Вот Жора и старался мать свою порадовать. Она сериалы любила. Бразильские, мексиканские, аргентинские. А он себе лишних удовольствий и позволить не смел ради её спокойствия. Не то, что охламон этот, брат его младший.

Когда Жора нажал на кнопку «1», на экране возникла картинка.

– Ну всё, жить будем! – почти воскликнул Дворовой.

Но развернувшееся в ящике представление вряд ли было способного надолго увлечь обычного зрителя, привыкшего к более частой смене кадров, лиц и голосов. Там ничего не происходило. Поначалу не происходило ничего вообще. Только хмурая гримаса, образованная складками на занавеске, неподвижно глядела куда-то сквозь экран, мимо безразмерных и бесконечных завалов посуды, покрывающей кухонные столы. Камера, чуть возвышаясь над местом действия, не сдвигалась ни на сантиметр несколько минут, пока Дворовой разглядывал груды утвари на крохотной кухоньке и пытался различить отдельные элементы магнитной россыпи на холодильнике. Не произошло смены ракурса и когда в кадре появилась пожилая женщина. Она выползла из-за нижнего края экрана и двигалась спиной к нему, потому Жора и не видел её лица. Но по сутулому её силуэту, седым коротким кудрям и старческим вздохам он понял, что лет ей было не меньше шестидесяти. Неспешно она подошла к окну, взяла с подоконника кошачий корм и, скрючившись, насыпала его в стоявшую на полу миску.

– Кыс-кыс-кыс, – прошипела она, а затем позвала своего питомца по имени. Венька – так его звали. Прозвище это ни о чём Дворовому не сказало, но голос женщины – низкий, хриплый, вот-вот готовый сорваться в кашель, – от него Жору брала оторопь. И виной был вовсе не сам этот звук, источаемый болезненной старческой глоткой, а скверное какое-то, порождаемое им, ощущение стыда. Вроде того, что задумал ты что-то недоброе, а мысли твои кто-то взял и подслушал. Вот как старуха эта, словно в спальне она в Жориной квартире в тот момент стояла и оттуда с ним разговор вела. Всё бубнила и бубнила что-то себе под нос, пока зверь её над миской весь трясся.

Вот уже и о пенсионерской жизни реалити-шоу устраивать стали, думал Дворовой, замечая про себя, что затея эта в общем-то вполне себе недурная в нынешних-то реалиях. Вот только поставлено всё как-то говённо. Хотя, какая жизнь, такая и постановка, заключил Жора, завороженно глядя на процессию и всё норовя сменить канал, но каждый раз останавливаясь. Старуха, будто бы вовсе не замечающая того, что её снимают, вскоре, безмолвно и смотря в пол, ушла из кадра, исчезнув под нижним краем объектива.