— Опять эти, как их там, приставки?

— Он еще обещал пару плееров, ну, и по одежде у меня были заказики, раз уж во внешнемирье не пришлось по лавкам смотаться. Ты вот, например, не хочешь?…

Дара не подняла на него глаза. Она примостилась у самой здоровенной кучи обломков и осторожно присматривалась к круглому гребню.

— Я не хочу ничего из внешнего мира. Там все одноразовое какое-то. Вещи молчат… тяжело работать.

Кристо как раз вещи устраивали, вот насчет людей из внешнего мира его терзали сомнения. Он после обеда успел увидеть Ковальски — мельком, правда, но взгляд Макса ему не понравился. В этом взгляде было слишком много чего-то вроде: «Пока я на чужой территории, но погодите, освоюсь — и покажу вам небо в алмазах». Словом, посмотришь в такие глаза — и жалеешь, что Ковальски решил остаться.

— Мешок, — приказала Дара и ловко закинула гребень в подставленный мешок.

— А так, что ли, вещи с тобой разговаривают? — дошло вдруг до Кристо.

Дара теперь выудила из кучи каменную оскаленную рожу. Какие-то узлы ей не понравились, потому рожа отправилась обратно в кучу.

— Половинка топора, у которой ты стоишь, говорит: еще раз на нее плюнешь — и плевать тебе будет нечем.

Кристо попятился и решил больше не плевать.

— И что, ты с ними так часто болтаешь?

Спросил. Все ведь знают, что малахольная Дара слова никому не скажет, зато постоянно шепчется с вещами. Но никто не удосужился уточнить, что они ей что-то отвечают!

— И что, все вот прям-таки не затыкаются?

Кристо не мог молчать: ему попросту было нечего делать. Все равно он не смог бы отличить «пугалку» от «чесалки» или отрывателя голов. И защищать Дару было не от кого: на дверях висела печать, удерживавшая артефакты в спящем состоянии.

— Не всегда и не все. У некоторых память короткая. У старых вещей, особенно у зеркал — долгая, и рассказывают они о многом. Некоторые — да, не затыкаются…

— И о чем?

— Обычно о своих хозяевах. Мешок! — еще одна «пугалка» плюхнулась на дно. — Это только от низшей нежити, потом надо будет пометить. Некоторые еще и перенимают характер хозяев: раз мне попался такой крикливый перстенек…

— Много еще?

— Часов на тридцать хватит, а на один час — тем более.

— На полчаса, — поправил Кристо, который считал минуты.

— А иногда они могут и сочувствовать, — услышал он голос Дары, сам не понял, о чем она говорит, на всякий случай даже оглянулся. — Или просто чувствовать: например, радость, или печаль об утрате хозяев, или… страх…

— Так то ж только вещи!

Дара не ответила. Она держала в руке осколок резной чаши. По ободку шли тонкие узоры, чем-то напоминавшие древнецелестийские. Осколок не торопился отправляться ни в мешок, ни в кучу, а просто устроился на ладони артемагини и, кажется, никуда с нее не собирался.

— Это страх? — прошептала Дара в пространство Хламовища.

Ага-ага, просто вот ужас кошмарный, — хотел ответить на это Кристо, но ответ донесся сам собой: тем же голосом, но совсем другим тоном.

— Трепет. Мы трепещем перед ней, мы чувствуем ее кольца… все шире, все тяжелее…

— Гидра Гекаты?

Дара разговаривала сама с собой, а раньше он этого у неё не замечал. Кристо уже собрался было закатить глаза и представить это как дополнительное наказание, но тут заметил: когда артемагиня говорит вторым тоном, у нее губы не шевелятся.

— Пробуждает нас… наполняет ядом, горечью, голодом… Голодом! Делает сильнее…

— «Будильник»? Одна из «голов» — пробудитель артефактов?

— Она разбудит… Разбудит. Разбудит!!

— Что?

— Кого и что — не нам известно, известно тем, кто хотел ее пробудить, кто хочет пробудить спавшее, кто хочет пробудить прошлое, известно и тем, что там, под землёй, в колодце смерти, кто может раздробить её, успокоить навеки, навеки, навеки…

Это они про смертоносцев — ёкнуло что-то внутри у Кристо. Колодцы смерти — а то о ком же тогда ж?

Дара, задыхаясь, сжала осколок. Острый край высунулся между пальцев, показалась кровь, а Кристо понял, что в этой сцене что-то совсем уж не то. Обычно артемагиня общалась с вещами поспокойнее, а теперь выглядела одержимой, глаза даже отсюда сверкали зеленью, голос — не свой…

— На тебе ее след, ее проклятый знак, мы не тронем тебя, мы боимся тебя, тебя убьют свои, свои, свои, свои, свои…

Кристо решил, что пора плевать на смелость и звать на помощь. Он кинулся к двери.

И сразу понял, почему у Дары такой дикий вид, и почему в комнате как-то сгущается магия, и почему у него были такие нехорошие предчувствия с самого утра.

Печати-замка из розового кварца не было на ручке. То ли исчезла, то ли ее сняли, но без этой печати он не мог открыть дверь. И удерживать останки артефактов тоже было некому.

— Жухляк? — спросил Кристо у кого-то, и очень может быть, что у своего подсознания.

— Свои, свои, свои… у тебя нет защитников! — вдруг пронзительно заорала Дара. — Еще нескоро будет явлен Оплот Одонара!

«Смуррило!» — поправило Кристо подсознание, и одновременно с этим он кинулся вперед с отчаянным ругательством и воплем: