Шрифт:
Готов поспорить на свою селезенку, что во взгляде мартышке, увидел положительный ответ. Серьёзно. В её глазах промелькнуло согласие. Нет, оно, конечно же, быстро скрылось за стеной похуизма, но оно было. Ну, это знаете, та ситуация, когда девушка вроде бы согласна, но что-то её еще тормозит. Когда она хочет, очень хочет, но приходится изображать ледяную статую, немного, набивая себе цену. Или же, что точно относится к Авериной, ей еще хочется послушать парочку вариантов, которые я могу ей предложить.
И сделаю я это, с огромной радостью в голосе. Дайте мне стульчик, и я как малявка перед Дедом Морозом, зачитаю все желания, рифмуя их в стихи.
Готовы послушать? Давайте в другой раз. У меня тут, между прочим, бой на раздевание начинается.
Сперматозоиды кричат: «В атаку»! И я, слушаясь их, делаю шаг мартышке навстречу.
– Лучше не приближайся ко мне. – продолжает стоять на своем она, не снимая маски каменной принцессы обезьян. – Иначе я потом сама пойду к тем бугаям, и скажу номер, в котором ты живешь.
– «Потом», мартышка. Ключевое слово «потом». Потом я готов пожертвовать почками. Поэтому пожалуйста, давай сделаем все по высшему разряду, чтобы прям искры из глаз, и пламя из задницы, чтобы я знал, за что подыхать буду.
«Другими словами, снимай трусы и раздвигай ноги, обезьянка моя, медовая».
– Без меня, пожалуйста. – Я уже рядом, и эти слова она мне в плечо выдыхает. А меня уже мурашит, даже от этого еле ощутимого прикосновения.
– А без тебя не получится. Ты ведь не бросишь его в беде? – Опускаю её руку, и кладу на колом стоящий член. Мартышка сглатывает, проводя языком по нижней губе. – Я тебя, между прочим, от того придурка спас. Ты, вообще, в курсе, что я жизнью жертвовал? Поэтому будь хорошей девочкой, и сделай доброе дело.
– За то, что ты сам, просто так избил человека, я должна ноги перед тобой раздвинуть? – Ага. Желательно прямо сейчас. Можно даже не раздеваясь. Я всегда любил быстрые перекусы, перед плотным обедом. Считаю их полезными. – Ты с какой планеты? Где такие законы?
Эт её от нервов так колбасит, раз она хрень нести начала?
Или я умудрился палку перегнуть и испугал пчелку?
Хреново.
Я, конечно, люблю, когда подо мной женское тело дрожит. Но оно должно от восторга подергиваться, а не от испуга.
Блядь.
Тяну вниз её руку, и сажаю на свои колени. Попытка сопротивления, которую я тут же пресекаю, щипая Майю за голую булку, проваливается.
***
– В Амстердаме. Там стоит тебе только дверь открыть перед девушкой, как она тут же за углом отсосет в знак благодарности. – с какой-то шизанутой гордостью в голосе объясняю, и по нахмуренным бровям мартышки, понимаю, что гордость нужно было у себя в заднице оставить.
– Что? – Удивляется она. – Мамаев, только не говори, что ты в Голландии успел покуролесить.
Майя смеется, ловко вскакивая с моих коленей. Но не уходит, а садится рядом и с интересом смотрит на меня.
– А что здесь такого? Кто там не жил, тот голых шлюх в окне не видел. – Лениво киваю, и с жадностью смотрю на её бедра.
Зачем я, вообще, разговариваю когда могу….
– Значит, пока ты там страну обогащал, я здесь… – И замолкает, сильно сжимая губы.
Не могу.
Облом.
Опять.
– Что ты? Скажи, что скучала, и я, так уж и быть, разрешу тебе побыть сверху.
Глубоко вдыхаю, улавливая, её запах.
– Не дождешься. – Отбрыкивается она.
«Дождусь. Я точно дождусь от тебя этих слов».
– Что тогда? – Все-таки Сергей точно мой брат. И его занудство, есть и в моей крови.
– Ничего. Понял? Ничего. Зачем ты, вообще, вернулся? Чего тебе там не жилось? Купил бы себе бордель, и там бы строил из себя короля, еле успевая менять презервативы.
Скажу по секрету, хотя секреты никто хранить не может, я морально кайфую, когда из милых губ мартышки выкатываются грубые словечки.