Император усмехнулся и ответил:

– О каком прекращении мира ты говоришь? Не на датчан ли намекаешь?

– Датчане, как и французы, вечные наши враги. Я знаю, что в русской истории есть неприятный опыт войн с нашими государствами, но это дела прошлые, мой король желает вашей дружбы и помощи.

– Хитер же твой король, кто же поможет мне на Кавказе врага побить? Неужели ваши солдаты?

– Наши солдаты готовятся стягивать напор датчан.

Александр сделался весьма серьезным:

– А мои – защищать свои границы.

Гофман не делал пауз между фразами, он был весьма уверен, он знал, о чем говорил:

– Ваше Величество, я прошу мира и дружбы, дабы объявить наши государства братскими. Прошу так же учесть и тот факт, что моя родная Пруссия была единственным европейским государством, не принимавшая участия в Крымской войне. Так же Отто фон Бисмарк обещает помочь в случае бунта Польши.

Это было главным оружием в устах прусака. Помощь против шляхты было тем, в чем так нуждался русский монарх, но император не подал виду, вместо того он сказал:

– Вот что: дружбу получай, но с Данией воевать я не желаю, тем более, пока враг на Кавказе. Я думаю можно прекратить аудиенцию.

Кристиан поклонился Александру и вышел из зала. Император задумался – Польша. Откуда в Берлине узнали, что не Кавказ, а именно она так волнует его, но воевать с Данией по-прежнему не хотелось.

Ровно в это же время в столицу, прямиком из Варшавы, приехал поляк Януш Замойский – худощавого и довольно невзрачного вида старик. Точнее стариком он не был, Янушу было всего сорок пять лет, но выглядел он по-старчески. Полуседые волосы были растрепаны, все лицо было покрыто морщинами, а руки дрожали без причины. Замойский пользовался большой популярностью при дворе, так как был послом и знал, что творится в разных уголках окраин. Едва разместившись у своего деверя, он направился к императору. Януш едва не разминулся с уходящим Кристианом. Александр ждал Замойского и был рад видеть его. Он улыбнулся и произнес:

– Здравствуй, Януш!

Поляк поклонился и ответил:

– Здрав буде, отец народа польского.

– Раз пришел, значит, есть зачем?

– Честной отец, известно нашему народу стало, что Вы с прусаками дружбы ищете. Отсюда нам горестно стати, ибо с волками дружбу водить нельзя. Знамо, что с Венграми.

Настроение Александра сменилось, он нахмурил брови и баритоном сказал:

– Так ты, значит, приехал меня политике учить? С Пруссией мы давно разногласий не имеем, и дружбу желаем, и супротивного в том не вижу. Если же все у тебя, то закончим на этом.

– Аз понял вас, отец император, но что ж про Венгрию, когда с ними тоже войны не ведешь, но дружбу не сеешь.

– Венгры дружбу иметь не желают, а Россия к миру никого не принуждает. Коли захотят, тогда говорить буду.

Януш поклонившись императору, вышел из зала.

***

Иван отменил свой визит к Александру, из-за вчерашней пьянки он смог лишь написать слова извинений в адрес императора и отдать их посыльному, после чего вновь погрузился в сон. Лапоухов проснулся через пару часов, умывшись, он принялся было чистить свой револьвер, но в дверь кто-то постучал, это был Кристиан. Он попросил разрешения войти и, получив одобрение, переступил порог.

Иван усмехнулся, взглянув на нового друга:

– А тебе я гляжу нисколько не плохо.

– Я лечусь от похмельного синдрома прусскими средствами. Наша медицина прекрасно справляется с этим. Я удивлен, как вы, русские, еще не начали делать подобные лекарства, когда вы так любите выпить.

Иван поморщился, голова ныла:

– Дело говоришь, может, ты и мне дашь свое лекарство?

Гофман молча удалился, после чего вернулся вновь с небольшим пакетиком порошка.

– Разведи в воде и выпей.

– Благодарствую, мой дорогой друг. Так, что побудило тебя прийти ко мне сейчас?

Лапоухов высыпал содержимое в стакан.

– Иван, ты сказал, что ваш император хороших мнений о тебе.

– Да, мы почти друзья.

– Почему почти?

– У правителя не бывает друзей. Есть доброжелатели и ненавистники.

– И все же, я думаю тебе в силу объяснить ему, что Дания не друг России.

Лапоухов вновь нахмурился, теперь уже от возмущения:

А чего это ты за Россию так беспокоишься, что решил императора учить. С датчанами у нас и войн никогда не было. А если ты приехал сюда, дабы мнения свои навязывать, то мой тебе совет, ступай собирать вещи, пока немилость императорскую не вызвал.

Кристиан покинул Ивана: он лег в постель и закрыл глаза – сон не шел.

Когда Гофман был еще ребенком, отношения между Пруссией и Россией были весьма напряженными. Воспитывался он противником этой империи, но сейчас находился в этой стране в качестве дипломата и был достаточно тепло принят. Он глубоко переживал за судьбу его любимой, маленькой Пруссии, и так же, как Отто фон Бисмарк, видел в России друга и соратника. Ранее он питал интерес к Италии, Австрии, Франции, но сейчас эта «варварская», (как называли ее в Европе) страна вызывала у него приятные чувства неизведанности. Кристиан обдумывал план диалога с императором, навязывать свои идеи более было нельзя, иначе Александр мог разгневаться и выслать его из страны, тогда миссия была бы провалена. Он боялся подвести свой народ, своего короля, своего отца. В том нелегком веке Кристиан мог считаться настоящим рыцарем, достойным доблести и славы. Но не их желал Гофман, он хотел, чтобы его просто помнили, помнил его народ, и те, кто ему дорог. Подбирая в мыслях будущие слова к императору, он забылся и уснул крепким сном.