«Ты снова с этой малолеткой?»

Поднимающийся гнев распирает грудь, давит на виски. Малолеткой? А она, Карина, взрослая? Звонила Булату со своими дурацкими вопросами, когда он еле ходил, ни разу не навестила его в больнице, а сейчас как ни в чем не бывало обрывает его телефон с обвинениями?

Я обнимаю себя руками в попытке подавить бурю негодования, но едва она начинает стихать, мобильный снова оживает. Звонит она. Неугомонная Карина.

В голове что-то тихо щелкает, отключая здравый смысл, и я соскакиваю с кровати. В этот момент я ее ненавижу. За то, что запросто ведет себя так, как я никогда не могла себе позволить — бессовестно терроризирует Булата, при том, что утратила такое право своим халатным и потребительским отношением. К тому же она назвала меня малолеткой. Разве я ее когда-нибудь оскорбляла?

Я хватаю телефон и трясущимся пальцем провожу по экрану. Не собираюсь на нее кричать. Просто спокойно выскажу ей все, что она заслужила. Возможно, тогда у нее проснется совесть, и она оставит Булата в покое.

Я выпаливаю «Алло» и сама не узнаю свой голос. Хриплый, низкий, грубый.

В трубке повисает пауза, нарушаемая лишь шумом прерывистого дыхания, а потом раздается очевидное:

— Это ты.

— Да, я. — Растерянный тон Карины добавляет мне уверенности, а потому следующая фраза выходит твердо и с достоинством: — И я тебе не малолетка.

— Мне нужен Булат. Почему ты вообще отвечаешь на его звонки?

— Булат сейчас в душе, — эту сериальную фразу я произношу, сочась гневом и злым удовольствием. — Я бы никогда не взяла его телефон, если бы ты меня не вынудила своей настойчивостью и своими оскорбительными СМС.

— Я не желаю с тобой разговаривать. Быстро передай трубку Булату.

Карина произносит это так нагло и требовательно, что несмотря на установку говорить спокойно, я моментально взрываюсь. 

— Как ты можешь так, а? Когда ты попала в аварию, он бросил все и к тебе сорвался. Просто потому что ты ударила бампер! Звонишь ему с требованиями и претензиями… Говоришь, что хочешь выйти за него замуж… А что ты для него сделала? Где ты была, когда он лежал в больнице и еле вставал с кровати? Почему не ухаживала за ним, почему не сидела под дверью реанимации? Это твоя любовь? Если ты не умеешь любить его так, как он того заслуживает, так просто оставь его в покое!

Моя ладонь, сжимающая телефон становится влажной, как и глаза. Я тяжело дышу и гипнотизирую дверную ручку, которую сейчас вижу так четко, что способна разглядеть на ней мельчайшие царапины.

— Булат лежал в больнице? — голос Карины перестает быть заносчивым, срывается в истеричное дребезжание. — Где он… Дай мне его… Дай быстро! 

Ее визгливые крики один за другим вонзается в мою ушную раковину, но я не могу пошевелиться. Она не знала? Как это? Она ведь звонила Булату, когда он был в больнице, и они разговаривали. Получается, я знала, а она нет? Все это время она была не в курсе того, что он мог умереть?

— Я скажу ему, чтобы он тебе перезвонил, — с трудом шевелю внезапно пересохшими губами и вешаю трубку. 

Ноги становятся ватными, кожа под одеждой ощущается холодной и липкой. Я медленно опускаюсь на кровать и разжимаю ладонь, отчего телефон Булата с шорохом падает на покрывало. Что я наделала? Снова все испортила. Она не знала, не знала. Карина не знала, значит, Булат ей не сказал. Вместо него, ей рассказала я, и теперь она не находит себе место и плачет. Она не плохая и не легкомысленная, и хотела быть рядом с ним, просто она не знала.

Тело деревенеет, сковывая даже мысли, и я не могу перестать разглядывать дверь. Что мне теперь делать? Как объяснить Булату то, что я все сделала не со зла? Что подвела его неспециально.

Булат появляется в спальне через пару минут. Влажные волосы по обыкновению падают на лоб, замотан в полотенце. Взгляд машинально спускается к его ребрам, где на месте отсутствующей повязки зияет бурое пятно, и застывает.

— Фильм выбрала? — он указывает глазами на пульт и смотрит мне на колени, где в раскрытых ладонях лежит орудие моего преступления. Его телефон.

Еще никогда в жизни слова не давались мне настолько сложно. Мне приходится выталкивать их из себя по букве, лишь потому что я знаю: так будет правильно.

— Тебе звонила Карина. Несколько раз. Я не выдержала и взяла трубку, чтобы сказать ей, что она тебя недостойна, потому что ни разу не пришла к тебе в больницу. А она, оказывается, не знала.

Я с силой поджимаю пальцы ног и смотрю на него. Вина и сожаление отравляют меня изнутри, вызывая тошноту. Мне плохо и страшно, и я снова ощущаю себя непроходимо глупой.

Лицо Булата заволакивается тучей. Он длинно матерится и выхватывает у меня телефон. Мне становится еще хуже. Вот так он о ней беспокоится. Наверное, боится потерять.

Почти в ту же самую секунду раздается звонок. Мелодия стандартная, но я уверена, что это она, Карина. 

— Да, — резко развернувшись, Булат выходит из спальни. — Карин, хватит плакать. Со мной все в порядке.

На нетвердых ногах я поднимаюсь. Куда идти, не знаю. Просто сидеть на месте не могу. Пройдя по коридору несколько шагов ,останавливаюсь, из-за того, что голос Булата звучит слишком близко. Он разговаривает за стеной в гостиной.