Шрифт:
«Господи, чего он такого ей сделал, что она цветет и пахнет?!»
Марина в изумлении вскинула на нее взгляд, но Вероника лишь беспечно тряхнула головой и блаженно прикрыла счастливые глаза.
– Там все верно написано, - чуть более прохладно ответила она. – Не делай таких глаз. Мы говорили об этом весь день, и пришли к такому соглашению.
Вероника снова заулыбалась, припоминая что-то невероятно приятное, и даже рассмеялась тихо, припоминая особо дорогие ее сердцу моменты этих загадочных и странных переговоров.
– А вечером, - произнесла, наконец-то, Вероника, щурясь, как сытая кошка, - сеньор де Авалос устраивает вечеринку для молодежи… Ах, такой льстец! Будет приглашен один из его друзей, кажется, с дочерью, сеньор Эду, конечно… Если бы не было со мной тебя, я бы ни за что не осмелилась пойти, но сеньор Авалос настаивал…
– Что такого в вечеринке? – удивилась Марина.
– Она будет у бассейна, глупышка! – пропела медовым голоском Вероника, щуря глазки как сытая кошка. – Понимаешь? Нужен купальник, парео, и, вероятно, веселое настроение, м-м-м? Побудешь моей дуэньей, а? А то сеньор Авалос очень… темпераментный мужчина.
Марина припомнила спокойные темные глаза старого гранда, его подчеркнутую сдержанность, и усмехнулась про себя. Какое же невероятное усилие он сделал над собой, ухаживая за Вероникой, чтобы так вскружить ей голову?
– Холодно же, - с недоумением произнесла Марина. Днем было почти по-летнему тепло, все двадцать градусов, но к вечеру поднялся ветер, стало прохладно.
Вероника насмешливо глянула на девушку.
– Холодно? – насмешливо произнесла она, приподнимая одну бровь. – На закрытой веранде? В бассейне с подогревом? Не смеши меня, девочка!
– Я не хотела бы там появляться, - пробурчала Марина, и Вероника в ухмылке изогнула губы, мельком глянув на девушку.
– Боишься красавчика? – произнесла она небрежно. – А ты разумнее, чем я думала. Правильно поступаешь, девочка. Умница. Тебе эти неприятности вовсе ни к чему, - Верника снова поморщила губы так, словно говорила не о Марине, своей сотрудницу, а чем-то недостойном ее внимания, мелком и ничтожном. – Этот человек совершенно не для тебя, - в голосе Вероники проскользнуло высокомерие, и Марина невольно вспыхнула, услышав «не его круга» еще и в ее словах. – Но сегодня можешь не опасаться ничего. Я же говорила - сеньор Педро пригласил своего приятеля с дочерью, – Вероника сделала многозначительную мину, - и красавчику будет за кем ухаживать… поинтереснее тебя.
– Хорошо, - послушно произнесла Марина, хотя внутри нее все кипело от возмущения.
Вот, значит, как! Неподходящая для Эду девушка, значит?! Не его круга?! А сама-то Вероника сама давно стала «их круга»? Не слишком ли сильно зазналась?! Марина всегда считала начальницу женщиной умной и хладнокровной, но глядя на нее сейчас, видела, что та ведет себя словно наивная, глупенькая восторженная семиклассница.
«За улыбку сеньора Педро фирма потеряет столько денег! – со злостью думала Марина, со всех ног мчась в свою комнату. – Этот хитрец своего не упустит! В «свой круг» он тебя пустил на пять минут, и билет тебе стоил огромных бабок, дурочка ты старая! А мне Эду строит глазки совершенно бесплатно!»
***
Идти на вечеринку, которую вздумал закатить сеньор Педро, Марине совершенно не хотелось; нервы просто не выдерживали всех претензий и нотаций, которые ей читали. А видеть, как Эду будет ухаживать за другой девицей…
Это казалось Марине просто чудовищным. Убеждая себя, что так будет лучше, что ей не стоит желать его внимания, что приглашенная девушка – это даже хорошо, Марина все же надела купальник и повертелась перед зеркалом, оценивая себя и страдая одновременно оттого, что ножки у нее не такие длинные, как ей хотелось бы, и, вероятно, попа больше, чем надо…
«Вот сейчас он рассмотрит тебя как следует, низкожопого гнома, - с отчаянием подумала Марина, вертясь итак, и этак, принимая разнообразные позы, чтобы фигура представала в более выгодном свете, - и любви конец. Да впрочем, какой любви? Ох, Полозкова, что ж ты такая живучая тварь-то? Когда же ты научишься не быть такой дурой?! Снова мечты и надежды? Вот погоди, сейчас тебе снова укажут твое место. Кто там не сделал этого? Эду? Так вперед! Он сейчас тебе даст понять…»
Это был какой-то приступ мазохизма; Вероника позвонила и озвучила время, к которому назначено празднество, строго велев Марине быть там строго минута в минуту, и девушка, отбросив все сомнения, решительно двинула в сторону веранды, освещенной со всех сторон.
Сама Вероника, как обычно, опаздывала, то ли прихорашивалась, то ли перебирала наряды – кто там ее знает, сколько купальников она набрала с собой в поездку. Хозяин дома, старший Авалос, вопреки своему же заявлению о вечеринке в купальниках, был одет в светлые брюки и легкую рубашку. Вероятно, сам себя к веселящейся молодежи он не причислял, а Веронике просто сильно польстил. Он почтительно встретил Марину и сам предложил ей шампанского. Он поглядывал на часы, поджидая основных гостей, а вот Эду – о нет, он совершенно о приглашенных не беспокоился. Он выглядел, пожалуй, слишком расслабленным и беспечным, и Марина невольно подумала, что он ведет себя точь-в-точь, как его отец, когда к нему ластится Вероника. Подчеркнуто мягко, расслабленно и добродушно, маскируя под этим фальшивым добродушием стальное непробиваемое упрямство, непробиваемое «нет», изменить которое не может ничто.