«Он выглядит, - подумала Марина, - как человек, получивший нагоняй, но продолжающий настаивать на своем. Упрямец. Интересно, о чем у них с отцом был спор?»

Потягивая коктейль, Эду с удобством расположился на шезлонге, и Марина вспыхнула, едва только увидев его.

Эду уже выкупался, судя по всему; его черные волосы влажно блестели, ноги его прикрывало полотенце. И у Марины сладко заныло в животе от ассоциаций, которые вихрем пронеслись у нее в памяти. Казалось, при ее появлении Эду остался невозмутим; по крайней мере, не подал и виду, что рад ее встретить. Он лишь приподнялся, чтобы вежливо поприветствовать ее, но в его взгляде, обращенном к Марине, проскользнуло что-то такое, что девушка едва не охнула в голос. В его глазах было какое-то неистовство и дикое желание, чересчур откровенное, чтобы она не заметила это. Его взгляд, оценивая, скользнул по ее фигуре, по беленькому соблазнительному животику, по ногам, а затем Эду снова посмотрел ей в лицо, томно, медленно подняв глаза, и Марина почувствовала, как ее кидает в жар от его голодного, острого желания. Еще миг, еще несколько минут этого молчаливого поединка глаза в глаза, и Марина проиграет, сама подойдет к нему, растает, и позволит его рукам обвить ее талию, коснуться там - где он бессовестно и страстно ласкал ее ночью, выбивая из ее горла стоны.

«Господи Боже, - мысленно взмолилась девушка, сдержанно поблагодарив старшего де Авалоса за прием и поспешно направившись к бассейну, рассчитывая в воде скрыться от внимания Эду и прохладной водой освежить заалевшее лицо. – Да где там эта Вероника Андреевна, черти б ее взяли! Очень умно было явиться сюда! И о чем я только думала?! Где гости, о которых вообще шла речь?!»

Вода была теплой; пожалуй, чересчур теплой, чтобы Марина могла остудить пылающую от возбуждения кожу. Неспешно отплывая от бортика, Марина слышала, как Авалос-старший командует прислугой, как он что-то возбужденно выкрикивает – кажется, лично отправляется встречать приехавших гостей. Марина обернулась, чтобы посмотреть на то место, где был Эду, но молодого человека там не оказалось. Этот факт вызвал у девушки гамму противоречивых чувств, от облегчения, что опасность миновала, до тупой ноющей боли, почти до отчаяния.

«Полозкова, дура, - свирепо ругалась на себя Марина, чувствуя, как слезы застилают глаза, - ты знала, что так будет. Не смей раскисать, не смей раскисать, не смей ра…»

– Ты избегаешь меня, да?

Руки подплывшего незаметно Эду, практически подкравшегося, как хищник, как аллигатор или акула, обняли ее, и Марина вскрикнула, перепуганная, и заколотила руками по воде, едва не пойдя ко дну. Улучшил момент; дождался, когда отец отойдет, чтобы воспользоваться этим и достигнуть своей вожделенной цели – коснуться ее, Марины. В воде он обнимал ее бессовестно, слишком откровенно, поглаживал ее бедра, и Марина, взвизгивая от ненасытных прикосновений его рук, поняла, что не очень-то его напугаешь коротконогими гномами…

– Сеньор Эду!.. – выкрикнула она, вынырнув, чувствуя, как он поддерживает ее над водой. – Зачем вы напугали меня?! Что за шутки?! Отпустите меня!

– Разве я шучу? – ответил он, внимательно вглядываясь в ее глаза.

Он был близко; пожалуй, чересчур близко, и Марина, желая отстраниться от него, слишком скоро почувствовала за спиной бортик бассейна и поняла, что ей некуда убегать. Его черные глаза смотрели на нее испытующе, слишком внимательно, так, что Марине стало жутко, несмотря на то, что его руки были ласковы, очень ласковы с нею.

– Почему ты избегаешь меня, Марина? – повторил он, упираясь руками в бортик, отгораживая ее от всего пространства бассейна.

– Я веду себя, - огрызнулась девушка яростно, - соответственно своему положению! Ваше поведение недопустимо, и я…

– Ах, положение, - зло усмехнулся Эду. – Что она тебе еще наговорила?

– Кто?

– Иоланта! – выкрикнув, как ругательство, ответил Эду. – Это ее слова ты сейчас мне повторяешь? Что она наговорила, признавайся? Она рассказала тебе? Говори! Я спрашиваю, она тебе рассказала?!

Марина в страхе отвернулась от молодого человека; казалось, еще немного, и он вцепится в нее и вытрясет ответ вместе с душой.

– Рассказала?!

Темные глаза Эду казались абсолютно черными и жуткими от гнева, и Марина выкрикнула «да, да!», обмирая от испуга и сама не понимая, что говорит, напрочь позабыв о своем обещании не выдавать Иоланту. Впрочем, что значит – выдавать, если Эду, кажется, знал слово в слово все, что она успела напеть девушке.

– Она сказала, что я не твоего круга, - устало выдохнула девушка, когда Эду немного успокоился и гнев его поостыл. – Сказала, что… словом, что твой отец будет против, а ты просто используешь меня, чтобы досадить ему, только и всего!

– Это ее любимая песня! – рявкнул рассерженно Эду. – Она позволяет себе слишком многое, в том числе и за меня решать, нравится мне девушка или нет! Но она мне не мать, и никогда ею не была! Не ей, черт возьми, мня воспитывать! И ей откуда наверняка знать, о чем я думаю?! Она сама придумала себе сказку, в которую верит, и теперь повторяет ее, как дрессированный попугай, чтобы все кругом в это поверили! И ты ее послушала? Я вижу, послушала. Ты даже не смотрела в мою сторону, когда пришла!
– А должна была?! – разозлилась Марина, стараясь оттолкнуть молодого человека, но вместо этого он приблизился, прижился к ней еще теснее, и Марина резко отвернулась, чувствуя на своей щеке его горячее дыхание, чувствуя, как его напряженное тело касается ее тела. – Я живой человек, я не хочу, чтобы с моими чувствами играли и использовали меня, как…

– А! Так тебе не все равно? – перебил ее Эду, и Марина вспыхнула, ощутив его пальцы на своей щеке. – Тебе не все равно?

Он заставил ее повернуться к нему, прижался еще теснее, так, что Марина ощутила его возбуждение, и наклонился над ее лицом.

– Кого я злю сейчас? – шептал он горячо, привлекая девушку к себе и покрывая ее лицо легкими, как прикосновения крыльев бабочки, поцелуями. – Кого? Отец нас не видит. Никто не видит. Зачем я делаю это, объясни, если хочу позлить отца?