Снова ухнула сова. Где-то под рeбрами заныла тревога. Отчего его сегодня так колотит? Может, магнитная буря? Борис прошелся вдоль клеток-вагончиков, снял с ворот замок, пролез в будку-кассу.

Первые билеты купил Петрович: один взрослый, один детский – для внучки Элис. Ровные кусочки порванного тетрадного листа. От руки написанная цена. Петрович держал билеты и не знал, кому их предъявить. Откуда ни возьмись, нарисовалась тeтка, похожая на бегемотиху, предложила хлеб, бананы. Петрович отказался. С утра они с внучкой хорошо позавтракали, да и запах зверинца не вызывал аппетита. Тетка напомнила о животных – вдруг у «очаровательной» девочки возникнет желание их покормить. Неужели дедушка лишит «чудесную малышку» такой радости?

– Во всех зоопарках нельзя. В этом не возбраняется, – уговаривала «бегемотиха». – Ещe предлагаю купить шeлковые ленточки. Если завяжете на рогах волшебного Оленя, желания исполнятся, по одному на каждый бантик.

Купили три ленточки: две для Элис и одну для дедушки.

– Загадаю…

– Квартиру, дедуля, – подсказала Элис.

– Само собой, – согласился Петрович. – Пошли искать Оленя?

Очень скоро посетители иссякли, и рубли тоже. Борис выглянул из кассы. Может, пролезли любители халявы? Вроде нет. Завизжали мартышки. Рядом с клеткой стоял малыш, слушал бабушку и не спеша ел банан. Одна из обезьян умудрилась-таки вырвать банан из его рук и целиком запихнуть в рот. В клетке началась драка. А малыш, осознав потерю, заголосил. Борис не на шутку испугался – вдруг потребуют вернуть деньги!

На шум из вагончика вышел Брим-Бом.

– Что там? – спросил он.

– Пошел бы и разобрался, – предложил Борис.

– Еще чего, – Брим-Бом, вернулся в вагонечик, хлопнул дверцей.

Ни одного шага к взаимопониманию. С малых лет они ссорились: Брим-Бом наезжал на него, а Борис беспомощно раздувал ноздри…

Толстяк запнулся в ведро, и оно, дребезжа, покатилось. Ещe один повод отложить непростой разговор с братом. Третий день – почти никакой выручки. Спасал только Олень. Народ шeл к нему уже по третьему кругу.

В дальнем углу снова завизжали мартышки, закричал ребeнок, заголосили женщины. Сейчас начнутся разборки – «шапочки, бананчики, укушенные пальчики». Написано же: «К вольерам не подходить». А что делать, если мартышкам кушать охота? Подошeл – получай неприятности от дикой природы…

Когда женщина с ребенком, у которого отняли банан, вернулась к кассе, там никого не было. Напрасно она дергала дверь и требовала вернуть деньги. Борис спрятался за шторкой в вагончике и ждал. Все равно деньги не вернет. Хоть угрожай, хоть пытай.

Ушли, кажется. Борис вышел, перегнулся через перила. Около клетки с оленем на корточках сидел старик и пытался поговорить с ним. Олень слушал, шевелил ушами, но голову не поднимал. Да и не мог он это сделать, потому что его рога застряли в железной решетке и Олень касался лбом земли.

Петрович потянул за цветные от ленточек рога вверх.

– Вы что творите?

Петрович обернулся. Рядом стоял сердитый толстяк.

– Дак это… жалко скотину.

– И поэтому вы решили оторвать Оленю голову?

– Это ж морока какая! Видеть звезды только в лужах.

– Слушай, дед, ты организовал очередь, – сказал сердито толстяк. – У каждого человека есть сокровенное желание, а ты мешаешь. Есть желание – загадывай, а нет – вали отсюда.

– Есть! – Петрович вынул из кармана синюю ленточку. – Я о квартире мечтаю.

– Значит, у тебя нет квартиры?

Петрович ничего не ответил, обнял Элис.

– А вот у Оленя есть. Ну и кто из вас счастливее? – толстяк упер руки в боки.

Дедушка завязал ленточку, призадумался:

– Зато у меня есть свобода.

– На этой свободе его бы давно съели.

– А ещe ленты есть в продаже?

– Рубль! – толстяк вытащил из кармана клубок мятых лент.

Петрович выбрал красную и завязал на рогах. Поглаживая мягкую шeрстку на лбу Оленя, добавил:

– Это – за твою свободу. М-да, у каждого своя история.

Историю оленя никто не знал, даже он сам. С детства он помнил только обрывки беспокойного сна, повторяющегося каждый день. Самый удивительный фрагмент – тeплое молоко матери, оно скапливается в уголках его губ, скатывается по щеке, а мамин шершавый язык ловит струйку, еe мягкие губы касаются лба, целуют нежно, долго, тепло. А потом время разорвало жизнь по линии горизонта; мать ушла туда, а он остался здесь. После этого завыла утомительная песнь одиночества. В одну кучу свалились сотни молчаливых дней, тяжeлых ночей. Постепенно разрастались рога, искривлялась спина, глаза косили в поисках звeзд, живших в капельках росы. А кругом – ни врагов, ни друзей, только жуткий скрип колeс, пыль бесконечных дорог, сотни миллионов разных ног: в сандалиях, тапках, сапогах…

Где-то зарычал лев. Ударяя лапой по полу, он сдирал когтями стружку с досок своей клетки-вагончика. Все клетки зверинца были именно так устроены: с одной стороны разрисованные вагончики, с другой – решетки и деревянный пол. Элис дождалась, когда толстяк пойдет смотреть, что там приключилось со львом, присела на корточки перед оленем. Потом встала на колени. Так и есть: грустные голубые глаза.

– Здравствуйте.

Элис попыталась снять с ресниц Оленя налипший шарик от одуванчика. Олень моргнул, переступил копытами. Зашуршали рога о прутья, которые мешали Оленю увидеть маленького человека в белых туфельках. Олень пошевелил губами, шершавым языком слизнул с туфельки хвойную иголку, зажевал.