– Что?

– Да ничего. Адам-то уж должен бы быть на месте, понимаешь? Как бы от этого толчка опять все не завалилось.

– Это был бы конец?

– Пришлось бы сначала начинать.
– Дед Суханек покачал лысой головой.
– Однако не слышно его что-то...

Станда вытягивает шею, стараясь разглядеть то место, где произошел взрыв. Насколько видно в темноте, нагруженная вагонетка сброшена с рельс и прижата к стене, а немного подальше, среди накренившихся стоек, под продавленными балками мигают лампочки и колеблются черные тени; там мелькает кожаный шлем Хансена и шапка Андреса. Теперь стой стороны вынырнул крепильщик, за ним каменщик Матула. Мартинек кивает Станде и широко улыбается.

– Как дела, Станда? Полегчало?

– Да. Там опять обрушилось?

– Ну да. Все завалило.

– Что же вы станете делать?

– Придется исправлять, - спокойно говорит крепильщик и идет за своими инструментами.

Станда раскачивается всем телом, баюкая у груди левую руку, будто ребенок - куклу; от боли у него все еще текут слезы.

– Пройдет, - утешает его дед Суханек.
– Доктор наверху отрежет пальцы и потом вылечит.

Станда перестал раскачиваться.

– Дед, - прошептал он, выпучив глаза от ужаса, - я потеряю пальцы?

Дед Суханек закивал мудрой головой.

– Они у тебя раздроблены, сынок, смотреть страшно.

– Что же я делать стану?-заикается Станда.

– Они тебя на другую работу переведут, - успокаивает его дед.
– Как того Кафку, Лойзика-то; ип тоже бея руки остался, ну и сделали его сторожем. Все лучше, чем получать несколько жалких крон по инвалидности.

Станда перестал плакать: он узнал нечто худшее, чем боль. Боже, что мне делать, что мне делать? Может быть, не только пальцы, а и вся рука пропала; и все из-за такого пустяка... теперь все станут говорить: ну и глупый малый, куда лапы-то совал! Станда почти потерял голову от своего несчастья; но всего ужаснее мысль, что у него отрежут пальцы; и вдруг ни с того ни с сего Станда неудержимо захлебывается сухими рыданиями.

– Да что с тобой, что ты?
– перепутался дед Суханек.
– Перестань, Станда! Эх, что мне с тобой делать, милок! Гляди-ка, Ханс идет...

Станда сразу стих. Хансен остановился над ним, заложив руки за спину.

– Лучше теперь? Да?

– Лучше, - вздохнул Станда.

– Вот и хорошо.

С противоположной стороны, из бездонной тьмы, быстро приближаются три огонька - впереди Пепек, за ним двое с красным крестом на рукаве.

– Они не могут носилки протащить через стойки, - сердится Пепек. Придется им тебя, дружище, вести.

– Я сам дойду, - уверяет Станда и пробует подняться на ноги; но колени у него подгибаются и кружится голова.

– Ты обними меня за шею, - предлагает один из санитаров,- я тебя поведу.

– Н-да, - критически замечает Пепек, - пройдете вы там рядышком, как же; может, еще и кадриль станцуете? Ничего у тебя не выйдет.

– Как же быть?

– Пусти, - обрывает его Пепек.
– Эх ты, еще санитар называешься. Гляди, как людей из трактира выбрасывают, если они упираются. Возьми его вещи, ясно? Приподыми-ка лапы, Станда!
– И Пепск обхватывает Станду сзади обеими руками поперек туловища.
– Ногами двигать можешь? Да? Тогда пошли!

Пепек наполовину несет, наполовину подталкивает бессильного, беспомощно оглядывающегося Станду; Хансен подносит пальцы к кожаному шлему, дед Суханек машет рукой, запальщик Андрее отдает честь по-военному, Мартинек останавливается с инструментами в руках - бог в помощь, Станда, будь здоров, Станда, не бойся, парень, ты вел себя молодцом; и Пепек через лес стоек и подпорок несет его как перышко.

– Так, - хрипло отдувается Пепек, - ложись теперь на носилки и валяй прямо в больницу.

– Спасибо тебе, Пепек, - с чувством говорит Станда.

– Брось, - обрывает Пепек, отхаркиваясь.
– Ну, всего тебе, Станда.

Два санитара несут Станду на носилках бережно, словно святыню. Теперь, когда поблизости нет никого из команды, рука болит гораздо сильнее, и Станда всхлипывает от боли; в зыбком свете лампочек он видит над собой лишь оклады и затяжки, сколько их тут, люди добрые, сколько дерева, прямо деревянный туннель; а сколько свисает с балок мертвенно-белых грибов - одни с коровьи легкие, другие похожи на веревки, а некоторые- просто нежные хлопья, точно иней. Длинный бледный человек открывает перед носилками деревянные двери настежь.

– Бог в помощь, - здоровается он, отдавая честь.

– Бог в помощь, - бормочет Станда, теперь он чувствует себя необыкновенно важным. И снова потолок крепи, Станда стал считать переклады, но вскоре сбился и закрыл глаза. Когда он очнулся,его уже несли по бесконечному сводчатому коридору с цепочкой электрических лампочек. "Они горят только ради меня, - гордо думает Станда.
– Только бы эта чертова рука не так болела!"

Вот и рудничный двор.

– Бог в помощь, - приветствует человек у подъемника.