Шрифт:
Почему у меня слезы на глазах?
Почему, черт возьми, я хочу ответить, что никогда и не забывала?
— Я тоже умею не отвечать на вопросы, — выталкиваю совсем не то, что хотела бы сказать, и ухожу.
Будущее
О том, что Каримов уехал заграницу, как и о причинах его отъезда, я узнаю от отца в его юбилей. Папа выглядит чуть растерянным и рассеянным, когда зовет меня в кабинет, а я, перед тем как проследовать за ним, оглядываю внимательно сад, чтобы убедиться, что все в порядке.
Это мое первое самостоятельное мероприятие — пусть и не от агентства, а на «общественных» началах — и я очень довольна, как все вышло. Оказалось, что грандиозный праздник в честь его юбилея, было желанием Ирины, а отец, слишком замороченный изменениями в своей жизни, даже слышать ничего не захотел.
— Никаких трехсот гостей на теплоходе, Майя, — качал он головой. — Давай дома, а? У меня же красивый дом?
— Красивый, — засмеялась. — А как же пресловутое «принято в наших кругах»?
— Ай, — отмахнулся, — могу себе позволить…
И я горжусь тем, что получилось. Небольшое количество гостей — чуть больше сорока человек — камерная музыка, летящие украшения и огоньки на кустах и деревьях, несколько шатров, вышколенные официанты и тщательно подобранное меню делают этот праздник по настоящему теплым и атмосферным.
А еще… присутствие мамы. От которой отец не отходит ни на шаг.
Для меня ее приезд не становится неожиданностью, пусть ни о чем таком она не предупреждала. Уж слишком он ее ждал. И надеялся. И за этот месяц раз пять слетал к ней — знала по отдельным признакам, так как мне эти два шпиона не признавались.
Я же только посмеивалась про себя, но делала вид, что ничего не знаю.
— Мам, ну ты чего стесняешься? — спрашиваю ее, когда вижу сегодня в доме утром. — Я же понимаю все… и ужасно рада. А что не бросаюсь с поздравлениями — так вы же сами не даете, таинственные мои.
— Еще ничего не решено! — качает головой, краснея.
Ловлю взгляд отца, смотрящего на маму с ехидно-нежным выражением и подавляю смешок.
Ну-ну. Не решено.
И с легкостью отдаю ей роль хозяйки вечера, оставаясь в тени, как и полагается приличному организатору.
И этот разговор, как мне кажется, должен быть связан именно с праздником — иначе зачем нам уединяться прямо сейчас?
— Случилось что?
Мы располагаемся на диване, а папа смотрит на меня с некоторым сомнением. И будто подбирает слова.
— Что такое? — хмурюсь уже, нервничая.
— Понимаешь… я кое-что узнал, но не уверен, что это правда. И не уверен, что тебе это интересно. Или мне стоит это сообщать.
— Ты меня пугаешь, пап. Лучше уж говори, а то навоображаю себе всяких ужасов.
— Какие у тебя отношения с Каримовым сейчас?
Изумленно распахиваю глаза. Этого я точно не ожидала… Отец знает, что мы были с ним женаты, но он также «знает» о разводе и нашем расставании — как и мама. Ни про какие игры я им не говорила, потому вопрос для меня странен.
— У нас нет отношений, — говорю осторожно.
— И ты не общалась с ним последнее время?
— Нет.
Ни единого дня с момента нашей последней встречи…
— Но… — снова мнется, — если с ним что-то произойдет, ты же захочешь знать?
Меня прошибает холодный пот, а лицо, я прям чувствую это, вытягивается. Кажется, папа принимает это за ответ, потому что начинает торопливо говорить о том, что, по слухам, Илья оставил свою компанию и улетел в Германию на лечение, потому что здесь ему не могли уже ничем помочь.
Уже. На этом слове я вздрагиваю.
Что, вроде бы, сообщения о его смерти или возвращении не было, но некоторые его уже похоронили.
Похоронили.
И папа в это, конечно, не сильно верит, но не мог не сказать, потому что…
На этом «потому что» я киваю, встаю и выхожу.
Остаток праздника проходит как во сне. Я улыбаюсь, исполняю свои обязанности на автомате, танцую с отцом, общаюсь с его друзьями. А когда все расходятся, даю последние указания клининговой службе и поднимаюсь к себе.
Мама окликает меня у самой двери, но я только качаю головой:
— Прости, мамуль… не сейчас.
Я ухожу в свою комнату и тяжело опускаюсь на кровать, чувствуя, как на меня накатывает ощущение глубочайшей усталости и безнадежности.